"Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
—Фатик, — хрипло проговорил он, хватаясь за сердце, — расселся тут, чаи гоняешь! А там... Все ваши лошади сдохли... Кто-то отравил их, яханный фонарь!
26
Дремотный рассвет. Пышные облака на восточной части небосвода напоминали взбитую розовую перину. Да, вот так красиво. Для полноты картины на этой перине следовало возлежать нагой сероглазой эльфийке с золотыми волосами. Но я не позволил себе вольности вообразить ее именно так, а целомудренно заслонил простыней до ключиц, впрочем, приоткрыв ножки до самых коленок.
Сбоку раздался перестук копыт, мой напарник поравнялся с передком фургона, восседая на пузатом ишаке.
—Ну что ты так медленно? У него что, колеса квадратные?
—Овальные. Отстань, я разрабатываю план нашего пути. — Я прищелкнул вожжами, и два каурых мерина слегка ускорили шаг. Куда им быстрее, они и так тянут перегруженный фургон с натугой. Впрочем, за пять часов мы покрыли миль двадцать без всяких помех; гном ехал позади и следил, не покажутся ли на пустынной дороге огни преследователей. Внутри фургона царила тишина. Мои наниматели дремали на матрасах Мельника. Гм, хочу надеяться, что дремали. Фургон тесный, кое-кому пришлось устроиться сидя. Ну ничего, в тесноте, да не в обиде. Когда отъедем от «Полнолуния» миль на тридцать, устроим дневку на открытом воздухе. А пока — вперед. Подальше от Убийц, Охотников, Магов и белобрысого полудемона.
Олник немного помолчал, дыша перегаром. У меня сложилось ощущение, что рядом со мной едет живой винокуренный завод.
—Не видно ни черта!
Он преувеличивал, точнее — откровенно врал: любой, даже равнинный гном видит в сумерках как дикая кошка. Лучше бы сказал: да, я боюсь темноты. Вот это было бы чистой правдой.
—Хочу спать!
—Так полезай в фургон.
—Еще чего! Там эльфы! Я расчихаюсь до неприличия!
Я не ответил. Нытье напарника начинало действовать на нервы. Нет, я, конечно, понимаю — у него похмелье, и шишка на лбу совсем не радует, да еще этот килт... Он ехал в коротком килте поверх штанов. Точнее, в скатерти канареечной расцветки, наскоро прихваченной нитками, чтобы держать форму, с широкой бретелькой поверх левого плеча. Все чин по чину, все, как и полагается гномам, что живут под властью Жриц Рассудка, разве что килт без тартана [22] Зеренги. Это был кошмар и скандал, из-за которого мы тронулись в путь на час позже. Крессинда была неуступчива, как прибрежный утес. Либо гном едет в килте, соблюдая правила Жриц, либо она разворачивается и уходит. Мой бог! Когда женщина получает хоть крупицу власти, она начинает злоупотреблять! Олник тоже стоял стеной. Бегать в килте с голыми ногами, это... Много лет такого не было, с самой Зеренги! Компромисс придумал я. Килт — формальность, и нет ничего плохого, если напялить его поверх штанов. Эксцентрика, ну подумаешь! Крессинда надулась. Олник надулся. Но это был единственный выход — лучший из всех возможных. Но, конечно, в таком наряде желательно не появляться в людных местах.
22
Расцветка килта, по которой определяется принадлежность к тому или иному клану.
Не смешно, а грустно. Полагаю, именно внезапная потеря мужского начала сделала гнома таким брюзгой. Скоро он начнет жаловаться на головную боль в определенные дни месяца и отращивать волосы, чтобы заплетать в косу.
— Я думаю, нас обоих сглазили, вот что! — сказал напарник и скукожился в седле.
Может быть, Олник, может быть.
Он громко чихнул.
Мы так и не узнали, кто отравил лошадей. Предатель, лазутчик или крылатый демон? Скотник божился, что он не при делах — и, глядя на его простецкую физиономию, в это можно было поверить. Альбо заподозрил Кривошлепа, но Мельник покачал головой: лошади прихворнули еще до того, как фургон коротышек оказался на постоялом дворе.
В живых остался один Чахоточный Чох, на котором наш гном ехал от самого Текно. Его, видимо, не приняли в расчет, или у осла нашлось достаточно соображения, чтобы не съесть политую ядовитым зельем траву.
Монго испытал приступ паники, я — тоже, но не подал вида. Не подавать вида, что все плохо, когда оно плохо — одна из обязанностей лидера. Ну и конечно — я всегда знаю куда идти, даже если отряд уперся носом в тупик.
На сей раз дверцей в тупике оказался почтовый фургон коротышек. «Конфискация имущества ввиду острой необходимости», так я это назвал. Они не пожелали расстаться с ним по-хорошему, они брыкались и орали, пока мы вышвыривали на землю ящики и почтовые торбы. Когда Кривошлеп чуть не отхватил Скареди палец, мы связали шмакодявок, а после отборной порции ругани на самых высоких нотах — заткнули им рты. Эльфы щедро отсыпали им золота, но гнев карликов было не унять. Их оскорбили и ограбили при исполнении, практически — обесчестили, пихнули мордой в пыль. Уж теперь они позаботятся, чтобы о варварах Джарси разнеслась поганая молва. Ну и, разумеется, я до самого конца света буду отрешен от услуг хараштийской Посыльной Гильдии.
—Прости, Кривошлеп, но обстоятельства вынуждают, — покаянно сказал я.
Он попытался сожрать меня взглядом.
—Едем к Ближнему перевалу! — объявил я на случай, если коротышки, вздумав отомстить, донесут на нас в Синдикат.
Мы собирались в спешке, бросая в фургон вещи, подвязывая тюки к бортам и заднику. У эльфов, на удивление, оказалось не слишком много личных вещей — всего-то по две седельные торбы. Сами седла я отговорил брать с собой — лишний вес ни к чему, а хорошими скакунами нам не разжиться до самой Сэлиджии, фрайторской столицы, будь она неладна.
Мельник, посвященный в тайну письма, одарил нас матрасами и едой, и, лично от себя, бутылкой красного и воровским хитрым поясом, куда можно прятать всякие мелкие бытовые штуковины вроде выкидного ножа и бритвы.
—Кажись, и мне пора рвать когти, — сказал он, более чем довольный количеством эльфийского золота в карманах. — Пересижу в одном месте до лучших времен. Раз империя сцапала Харашту, торговли в ближайшее время не жди, да еще эти карлики... — Он хитровато прищурился. — Кстати, раз пошла такая пьянка — седла-то я забираю. Твои, э... Не против?
Ушастые не были против.
Выезжая за ворота «Полнолуния», я вспомнил, что забыл прихватить гнома.
Досадно. Досадно, что вспомнил, я имею в виду. Проклятый килт.
Заря разошлась на полнеба. Фургон волочился по пу-стынному тракту, путь отмеряли покосившиеся мильные столбы. Гном ехал где-то позади. Надеюсь, он исправно поглядывал за спину. Ночью и в сумерках преследователей заметить легче: если их много — а их много — они обязательно зажгут несколько фонарей.
Но тракт в обе стороны был пустынен. Ни тебе торговых караванов, ни гонцов. Со времени блокады Долина Харашты погрузилась в летаргию.
Я ловил ртом порывы легкого холодного ветра, оцепенев в полудреме, и отчаянно пытался не уснуть. Фургон миновал несколько деревень с засеянными полями и мост через реку Грокс. Будка мытаря пустовала. Да, худы дела у Синдиката. Вернее, теперь его дела — собственность империи. Вот ведь как бывает.
Когда утренние сумерки уступили место дню, я велел напарнику уничтожить следы поворота колес и, съехав с тракта, надежно затерял фургон в лесистых холмах. Выбрал поляну попросторнее, распряг коньков, стреножил и отправил пастись. Нашел и обозначил место для костра под деревьями. Дым рассеется в листьях, с дороги нас не заметят.
Здесь кругом были обжитые места без лесных нечистей, троллей, бродячих упырей и банд гоблинов-побирушников.
Предательски заурчал желудок. Спокойно, друг, терпи. Перед завтраком я немного вздремну. Давно, понимаешь ли, не спал на природе под пение птичек.
Я приподнял полог и крикнул внутрь фургона:
— Приехали, братцы! Еще не Дольмир, но уже и не Харашта! С вас — сбор дров, костер и завтрак!
Надо сразу озвучить свою позицию. А то ведь некоторые наниматели склонны воображать, что покупают себе няньку на все руки. Но я не намерен вытирать им сопли в буквальном смысле и блюсти речевой этикет.