"Фантастика 2024-23".Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
К счастью, что в отличие от них, я еще не ужинал.
— Чуешь?! Чуешь как в нос шибает? Колдовством зловонным разит, как пить дать! Мне еще бабка рассказывала, что всякое темное дело смрадом чернокнижным отдает! — сотник вытер пышные усы и снова приложился к маленькому бурдюку.
— Дебила кусок... Кишечники у них расслабились, только и всего. — зажимая нос влажным платком и стараясь не одуреть от резкого запаха водки, я склонился над ближайшим топчаном.
Красный кафтан не особо подходил выбритому мужскому лицу. Щуплый, низкий, светловолосый... Даже мертвая бледность не помогала ему сойти за северянина. Синяки отсутствуют, крови нет, глаза закрыты... Помер прямо во сне не приходя в себя. Ну и от чего он вдруг окочурился? Подушкой что ли задушили? Весь десяток разом? Впрочем, отметать эту версию рановато...
Я еще раз осмотрел угол барака, отведенный «новобранцам». Вроде, никакой разницы с остальной казармой, но пара каменных колонн и ограда из бочек да печки четко разделяли койки «своих» от «не очень». Ожидаемо — к новичкам в любом коллективе относятся с прохладой и осторожностью. Особенно, если «новобранцы» еще месяц назад стояли у стен город с явным намерением спалить и разграбить все к чертовой матери. Умножь все это на вечные терки конелюбов с отморозками, приправь ущемленной гордостью в виде — «где это видано, чтобы южан в городовые брали?» — и получишь сочный ушат говна на блюде.
Зажимая нос платком, я углубился в дальний угол подвала, который теперь больше походил на филиал морга. От вида десятка мертвых тел, неподвижно замерших на своих топчанах, в памяти всплывали картины полковой санчасти. Зимой, перед самой отправкой, погибших нарочно оставляли снаружи прямо под окнами, дабы личный состав мог последний раз проститься с товарищами.
С этими прощаться никто не собирается. Их даже выносить брезгуют, опасаясь касаться «колдовства» и «проклятия». Да только, чую, гребанная магия тут не причем.
Мда... Накосячил я. Не сообразил, что уберегая дезертиров от ножа в переулке, подвожу городовых к преступлению. Теперь же расследовать придется. Наказывать... Вот же жопа, а? И гвардейцев не спас и стражников под преступление подвел. Молодец, лейтенант! Так держать!
А ведь Эмбер сразу сказала, что я только хуже делаю, заставляя сотника принимать дезертиров. Могла бы хоть разок ошибиться для разнообразия. Жопа с карандашом...
— Так понимаю... — я склонился у дальнего топчана, осматривая тело. — Ты их всех в отдельную десятку поставил?
— Ясен-красен! За кого ты меня держишь, за недотепу-простачка? Мне и так мужичье плешь проело... Разбросай я конелюбов доходных меж остальными, — половину бы в переулках в первый же день прирезали!
Даже этот идиот сразу сообразил, что к чему. А я, дурак наивный, надеялся, что уж среди городовых дезертирам побезопаснее будет. Стыдоба-то какая...
Свет лампы отразился от раскрытых глаз покойника. Мышцы остывшего лица перекосило от смеси боли и ужаса.
Где-то я это уже видел... Хотя нет. В отличие от покойного капитана Грисби — этот не настолько бледный.
Ладно, к черту самобичевание. Старые ошибки уже не исправить, но хотя бы, можно попробовать избежать новых. Как минимум, нужно выяснить, сколько стражников замешано во всем этом. Банально, аж зубы сводит, но массовое убийство определенно дело рук бородачей. Вопрос только, как именно они все это провернули? Может, и правда подушками придушили? Мужики-то крепкие...
На мое предположение рыжий ответил потоком ругани и обиды:
— Ты на моих не пеняй, нечего! У меня городовые, а не лиходеи! Мешок на голову накинуть да сапогами попинать за долг игорный — сколь угодно. Но чтобы ночью да придушить аки гусей каких?!
Игнорируя недоуменный взгляд рыжего, я снял одеяло с тела тощего, явно долго недоедавшего мужчины и задрал его рубаху. Неестественно вздутый живот и усилившееся зловоние вновь заставили вспомнить про политый водкой платок:
— Ну а отравить? Сам же говорил, что они после ужина сразу отбились.
— Жинки мужей жгучелистом травят, девки соперниц болиголовом потчуют, а ратники кровью обиды смывают! — скривившись под моим взглядом, великан нехотя добавил. — С одного котла все едали... Лично каждый день за трапезной слежу.
И, судя по выпирающему пузу, очень пристально.
— А посуда? Тарелки или ложки ядом намазать не могли?
Сотник лишь фыркнул, заявив, что истинными северянами командует, а не жеманными южанами. Настоящим мужикам с посуды есть западло, они с хлебных ковриг хлебают, аки их офигенно крутые предки.
Спасибо хоть не лаптями...
Игнорируя удивленный взгляд великана, я снял перчатку и протянул ладонь к надутому животу покойника. Хм... Плотно как-то. Вроде не только трупные газы.
— Колдовство, говоришь? — я обошел тело и встал возле тумбочки. — Ну давай посмотрим, на твое колдовство...
В руку легла рукоять чесалки. Рыжий северянин попытался что-то сказать, но лезвие уже утонуло в мертвой коже. С мерзким хлюпаньем, отвратительная масса выстрелила черной струей, едва не угодив прямо в сотника. Неестественная выпуклость медленно опустилась, а градус вони пробил все допустимые пределы.
— Совсем ополоумел?! — только и выдавил несчастный, с трудом подавляя рвотные спазмы и отворачиваясь.
Прижав платок поплотнее к носу, я углубил разрез и уставился на отвратительную мешанину внутренностей. Так, ну и что из этого желудок? Вот эта серая «медуза» или этот черный «кирпич»?
— Нихрена не понимаю... — фыркнул я и вновь накрыл покойного одеялом. — Не брюхо, а сплошной гнойник.
Смирившись с тем, что патологоанатомом мне не стать, я переключился на лужу зловонной мерзости, что выстрелила из покойника. Уж на должность уборщицы меня пока хватает.
— Эй? Кукушонок, ты это... — похоже, рыжий начал всерьез сомневаться в моем психическом здоровье. — Проветрился бы, а? Ты чего это удумал? Уж не трапезничать ли собрался?!