"Фантастика 2024-30". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
– Что ты такое говоришь? – промямлил Кол, желая самому сейчас сделаться бесплотным духом, чтобы иметь возможность провалиться сквозь толщу этих каменистых песков подальше отсюда.
– Я говорю, что ты водишь дружбу не с теми людьми, парень, – уже спокойнее заговорил Плинн, желая достучаться до сына. – Сперва твоя проклятая ведьма, теперь ещё и этот колдун! Два сапога пара! Думаешь, кому-то из них есть дело до тебя? Они просто используют глупенького Сана как куклу, чтобы вершить свои чёрные дела! А ты, будто бедная мушка, всё больше запутываешься в их паутине с каждым движением, и даже не понимаешь этого! Тебе кажется, что ты сделался важной персоной? Наверное, ягнёнок
148
Праздник Благодарных Даров – один из великих арионнитских праздников, отмечаемый в начале осени. Люди празднуют начало сбора урожая и благодарят Белого бога за ниспосланные блага.
– Ты ничего не знаешь о них, отец! – Кол чувствовал злость и страх одновременно. – Если бы ты узнал мессира Каладиуса, то понял бы, что он уже давным-давно не лелеет никаких чудовищных замыслов. Просто поговори с ним один раз, прошу! Если что-то пойдёт не так – ты всегда сможешь уйти.
– Если что-то пойдёт не так, будет уже слишком поздно, – грустно усмехнулся Плинн. – Как же ты глуп, сынок… Ты сам весь опутан паутиной, хотя и не видишь этого, но заманиваешь в ловушку ещё и меня.
Кол понимал, что этот разговор ни к чему не приведёт. Ни в доводах отца, ни в его собственных доводах не хватало рационального зерна. Это был скорее вопрос веры – каждый из них имел убеждения, которые не мог убедительно доказать другому. А это значило, что они никогда не договорятся.
И всё же злость на отца быстро уходила, выдавливаемая стыдом и жалостью к нему. Разговор не получался, и надо было его прекращать. Но он не мог вот так просто взять и уехать, не поговорив с отцом не как посланец Каладиуса, а как сын.
– Ты вновь был в том же месте? – спросил он в надежде, что Плинн ответит отрицательно.
– Я не знаю, – помрачнел призрак. – Сейчас я толком не могу вспомнить того, что со мной было. Это как ночной кошмар. Я помню, что это было плохо, но не помню – почему.
– Я пробуду у мессира ещё около двух или трёх недель… – смущённо сообщил Кол. – А затем мы отправляемся в Саррассу.
– Делай, что считаешь нужным, – пожал плечами Плинн. – Я ведь всё равно не могу тебе помешать…
– Надеюсь, однажды ты убедишься, что я поступал правильно, отец.
– Если всё это закончится, а ты всё ещё будешь жив – этого уже будет достаточно, – хмыкнул Плинн. – Ну и мир, надеюсь, будет цел и невредим.
– Так и будет, отец. Постой, а где твой волчок? – вдруг спохватился Кол, только что осознав, что же не давало ему покоя всё это время.
– Вот он, – усмехнулся Плинн, вынимая игрушку из-под плаща. – Думал, я потерял его?
– Скажи хотя бы, для чего он тебе? – спросил Кол, но, стоило ему моргнуть, как отец исчез.
Какое-то время мастер Теней ещё стоял, пытаясь привести мысли в порядок, и не обращая внимания на нетерпеливое фырканье лошади, которая, конечно, сильно страдала от жары и жажды. Наконец он очнулся от своих мыслей.
– Всё, всё, – успокаивающе похлопав животное по шее, он наконец вскочил в седло. – Ладно, поехали домой…
Глава 18. Саррасса
Кол и Кроха выехали из дворца Каладиуса ближе к концу месяца ассия [149] . Как ни странно, но зимой плаванье вдоль восточного побережья Паэтты было куда безопасней, чем осенью. Тёплое течение Вастиней обычно не давало замёрзнуть водам Великого океана, а страшные бури, бушующие там в конце осени, стихали, когда температура на материке опускалась. Конечно, как и повсюду, судоходство на зимний период обычно прекращалось и здесь, но всё же не полностью. Находились отважные или чересчур жадные купцы, которые рисковали отправлять корабли в империю ради возрастающих барышей.
149
Ассий – последний месяц календаря Паэтты, соответствует нашему декабрю. Назван в честь Чёрного бога Асса, вероятно потому, что на этот месяц приходится зимнее солнцестояние.
Каладиус снабдил мастеров Теней великолепными саррассанскими скакунами, а также достаточным количеством денег, чтобы те нигде и никогда не чувствовали материальных затруднений. Но главный дар великого мага, конечно, лежал в седельной сумке Кола, надёжно спрятанный от возможной непогоды. Это было то самое рекомендательное письмо, адресованное магистру Ордена чернокнижников Алтисану. Каладиус также заверял, что это письмо послужит им пропуском в Сады Императора – ту часть Золотого Шатра, куда был заказан путь случайным людям.
Зимы в Пунте были несравнимо мягче, чем в том же Латионе, и уж подавно не шли ни в какое сравнение с суровыми зимовьями на Келлийских островах, и всё же и здесь было холодно. Конечно, на юге, близь Дорона, могучей реки, что служит естественной границей между Пунтом и дорийскими кочевьями, снега не было. Лоннэй, эта уютная зелёная столица Пунта, сейчас, пожалуй, выглядел особенно непрезентабельно. Частые дожди сменялись мокрым снегом, который тут же таял, оставляя на трактах непролазную грязь. Однако можно было надеяться, что севернее снег уже не будет таять, и там можно будет вполне комфортно путешествовать по зимнику.
Поскольку спешить было некуда, путешественники двигались весьма умеренно, то и дело останавливаясь в уютных придорожных трактирчиках и постоялых дворах, манивших ароматами свежего хлеба, испечённого утром, и мяса, жарившегося на вертелах прямо сейчас. Кроме того, даже сильные и выносливые саррассанцы временами изнемогали, преодолевая раскисшие хляби южных дорог.
Вообще надо отдать должное пунтийцам – они содержали свои дороги в образцовом порядке. Это мог бы подтвердить любой, кто много путешествовал по Паэтте. Нигде больше не было таких замечательных дорог, многие из которых и вовсе были замощены или усыпаны мелким, хорошо утоптанным щебнем. Да, у Саррассы была её Великая имперская дорога, но всякий, кто пытался уйти в сторону от неё, неизбежно сталкивался с плохими, разбитыми трактами. Впрочем, относительно невеликое количество дождей, что выпадало на землях империи, худо-бедно скрашивало эту ситуацию.
Где с дорогами традиционно было неважно – так это в Латионе. Чёрт знает почему, но тут, видно, исторически сложилось так, что дороги не имели для государства первостепенной важности, хотя, казалось бы, и торговля, и военное дело без хороших дорог значительно ухудшаются. Но была какая-то залихватская безалаберность или же некий куражный фатализм в отношении латионцев к собственным дорогам. Они лишь посмеивались, меняя лопнувшую в очередной яме ось или выталкивая из грязи очередную телегу. Можно даже сказать, что они довели бездорожье едва ли не до национальной гордости.