"Фантастика 2024-49". Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
20
В Нимандштайне Борис представил Олю управляющему, как свою дальнюю родственницу, гостившую у графа Ланге. Он провел ее в спальню и приказал ни под каким видом их не беспокоить. Если Сиверский и счел ситуацию двусмысленной, у него хватило выучки этого не показать… Так подумал Борис; сам же Сиверский привык в Нимандштайне и не к такому.
— Рассказывай, — потребовала Оля, едва Борис поставил на пол саквояж, где находился ларец с драгоценностями.
— Оля, я знаю, где эта чертова книга, — выпалил он.
—
— Вернее, я догадался, как ее найти.
Оля не проявила воодушевления.
— Ну и что? — спросила она довольно безразлично.
— Как что? Мы должны найти ее!
— Зачем?
— То есть как это «зачем»? — он вдруг смутился и сказал спокойнее. — Оля, то, что мы знаем об этой книге, мне очень не нравится. Из-за нее погиб брат Ланге…
— Он был священником… Может, вычитал в ней что-то, что поколебало его веру…
— На свете есть тысячи антирелигиозных, или там еретических, или каких еще книг, и ни один священник из-за этого не расстается с жизнью. Нет, тут что-то другое… А Монк предлагал десять миллионов за какую-то книгу…
— Да, за какую-то. Ведь он ее не назвал?
— Нет, не назвал.
— Тогда почему же ты думаешь, что…
— Потому что чересчур много совпадений! — Борис уселся на кровать и тут же вскочил. — А так не бывает! Все это связано, понимаешь?
Обняв Бориса, Оля прижалась щекой к его щеке.
— Я так люблю тебя… Мы чудом вывернулись, а удастся ли нам еще возвратиться домой? Я боюсь этой книги. Стоит ли начинать все сначала?
— Да? Чтобы меня до скончания века преследовал Монк, а тебя — какие-то пауки?
— Пауков уже не будет…
Неожиданно она отшатнулась от Бориса. Ужас мелькнул в ее глазах, зрачки расширились.
— Что, что такое? — Борис в тревоге сжал ее руки.
— Хогорт… Я забыла о Хогорте! Он найдет меня, она не угрожает впустую…
— Она? Она — это Зоя? Она угрожала тебе?
— Да…
— Но что за зверь этот Хогорт?
— Я не знаю…
— Оля, мы должны достать книгу, обязательно. Готов на что угодно поспорить, что в ней — сердце и мотор всей этой истории. Ты говоришь, стоит ли начинать сначала? Будто нас кто-то спрашивает.
— Я уже не говорю так… Ты прав. Так где она, по-твоему?
— Здесь, в Нимандштайне.
— Здесь?
— Да, в этой комнате. Когда Ланге сказал о зеркале, я вспомнил записку его брата, он мне ее показывал.
— Это я поняла.
— Свет истины в зеркале, так было в записке. Зеркало — это же «Зерцало магистериума»! А «свет истины»… Ты помнишь, что написано на крышке моей шкатулки?
— Тоже что-то про свет истины?
— «Свет истины в полуденном огне от глаз людских второй бедой сокрыт. Он запылает над мечом в окне, его шершавый камень отразит». Знаешь, я подумал, если книгу спрятал Кордин… Та записка… Она вполне могла натолкнуть его на такие стихи, может, даже и подсознательно.
— Кто бы их ни сочинил… Сейчас мне это кажется ничуть не яснее, чем раньше.
Борис подошел к наружной стене с мозаичной фреской.
— Посмотри сюда.
—
— Они самые. Это тебя не наводит на мысль?
— На одну наводит. На ту, что человек, разрисовавший так свою спальню — не иначе как полный псих.
— А еще на какую-нибудь?
— Вроде бы нет, — призналась Оля.
— Откровение Иоанна Богослова, — сказал Борис, — это одна из немногих книг, которые будут существовать столько, сколько проживет человечество. И если ты хочешь зашифровать информацию так, чтобы ключ был доступен всегда, почему ей не воспользоваться? Переводы могут быть разными, но порядок появления четырех всадников, он не изменится. Первый всадник — с луком, второй — с мечом…
— Второй всадник! — воскликнула Оля. — Вторая беда — это второй всадник Апокалипсиса!
— Конечно, — подтвердил Борис.
— Но над мечом нет никакого окна.
— Свет истины сокрыт второй бедой… То есть, я думаю, там над мечом какое-то замурованное окно или что-то в этом роде. Сейчас проверим.
Он дернул за свисающий над кроватью шнур с золоченой кистью. Через полминуты явился лакей.
— Мне нужны, — распорядился Борис, — приставная лестница, молоток и хороший нож с прочным лезвием.
Еще через несколько минут все было доставлено. Когда лакей уходил, даже по его спине, изогнувшейся наподобие вопросительного знака, было видно, как он изводится от любопытства.
Прислонив лестницу к стене, Борис попросил Олю придержать ее и вскарабкался наверх. Он осторожно простучал молотком плитки мозаики над изображением меча, попытался поддеть одну из них ножом. Не тут-то было; маленькие мозаичные плитки вплотную прилегали одна к другой. Вдобавок их скреплял, по-видимому, прочный цементирующий состав. Лишь под мощными ударами молотка плитки отлетали, падали на пол, звеня как стекло. С очередным ударом на паркет пролилось немного воды, будто наверху открыли кран.
— Ага, есть! — торжествующе объявил Борис.
— Что там? — спросила Оля.
Спустившись с лестницы, Борис положил молоток и нож на подоконник, шумно перевел дыхание.
— Уф… Я все-таки музыкант, а не молотобоец… Там сквозная дыра в стене, узенький прямой шурф.
— Шурф?
— Ну, круглая такая трубка высверлена, диаметром сантиметра в два. Она идет наклонно вверх и немножко влево — думаю, что снаружи, снизу ее нельзя разглядеть.
— Нельзя разглядеть дыру в стене?
— Если я правильно прикидываю, она выходит над выступом кладки… Неудивительно, что ее так крепко заделали отсюда. Летом дожди, зимой она должна забиваться снегом, а вода, как известно, камень точит… Ты видела — там и сейчас дождевая вода скопилась, а ведь жарко!
Оля выглядела разочарованной.
— Трубка?.. Так там нет книги?
— Я ее там и не искал. Полуденный огонь запылает над мечом в окне, его отразит шершавый камень… Полуденный огонь — это солнце. Когда оно строго напротив этого шурфа, проходящий луч света указывает расположение тайника в противоположной стене.