"Фантастика 2024-5". Компиляция. Книги 1-25

Лоскутов Александр Александрович

Третий шаг к миру делает Рушан. Опираясь на плечо Самии он подходит к Эолу и протягивает руку. Морщится, когда свет выходит из него, уходя обратно к потомку Каида. В Рушане есть тьма, поэтому свет оставляет неприятные ощущения. Но в самом конце Назари сжимает ладонь Эола так сильно, что принц шипит от боли.

– Не думай, что это означает нашу дружбу. Я не забыл, что Ойро пережила в твоём дворце. А в Астаре она чуть не умерла.

Эол поджимает губы и кивает:

– Если тебе будет приятно, то моё разбитое лицо как раз её рук дело.

Рушан слабо хмыкает и

отходит, вновь опираясь на Самию. Даян подходит ко мне и сжимает в объятьях. Вначале я обнимаю его в ответ, вдыхая запах крови и грязного снега, что остался на брате, а потом не в силах сдержаться начинаю плакать, содрогаясь всем телом. Он держит крепко, не обвиняет и ничего не говорит, слушая как я повторяю один и тот же вопрос: «Что я наделала?»

Однако и у брата нет на него ответа.

Глава 23

Ойро

Меня выворачивает наизнанку сразу после того, как я скрываюсь из вида за деревьями. Падаю на колени в чистый холодный снег и прощаюсь с обедом или завтраком – я уже не помню, что ела. Как только тело перестаёт сотрясаться, я умываюсь чистым снегом и отползаю подальше. Начинаю лихорадочно притягивать тени, чтобы поймать привычный сумрак в руки, позвать старых друзей – пустые тени в образе волков. Когда ничего не получается я приваливаюсь к стволу дерева, закрывая глаза. Здесь так тихо, что можно попытаться забыть о произошедшем.

Моё тело колотит будто от лихорадки или от холода, но я игнорирую, продолжая сидеть и размеренно дышать.

– Ты же не помирать здесь собралась, подруга?

Приоткрываю один глаз, а потом второй, чтобы взглянуть на Дарена. Несмотря на шутку, его голос напряжённый.

– Кто тебя послал?

– Шиун. Остальным он запретил к тебе подходить.

Меня бы должна удивить проницательность принца, но я почти ничего не чувствую и вновь прикрываю глаза. Мне снова приходится их распахнуть, когда друг бесцеремонно размазывает свежий снег по моему лицу, смывая остатки крови и грязи. Я забыла, что Эол разбил мне нос, а Рушан своей окровавленной рукой…

– Хватит!

Я дёргаюсь подальше от Дарена и от холодного снега, который щиплет лицо, выбиваю снег из руки друга, и кахари, оставив попытки, присаживается рядом. Замечаю синяк на скуле Дарена, наспех перевязанное плечо и несколько царапин на шее.

– Тебе нужна кровь? – спрашиваю я, не уверенная, насколько ему больно.

– Если здесь нет поблизости вина, с которым её можно перемешать, то пока воздержусь.

Я приваливаюсь к его плечу. Дарен терпеливо ждёт минут пять, всего пять минут он даёт мне побыть в покое. Солнце последними лучами окрашивает снег в оранжевый и закатывается за горизонт, неспешно уступая место сумеркам.

– Сколько ты сможешь их ненавидеть? – тихо спрашивает кахари.

– Я не ненавижу их, но и не могу пока с ними говорить. Айла покалечила моё тело, а Рушан выпотрошил душу. Скажи, Дарен, как называется то, что я сейчас чувствую? Есть у этой эмоции название?

Друг судорожно выдыхает. Даже приподнятые уголки его губ не в состоянии создать имитацию улыбки. Он тоже измотан

и расстроен.

– Страх? – нехотя озвучивает он предположительный ответ.

И в чём-то Дарен прав. Это похоже на страх. Словно я проснулась, но воспоминание об увиденном ужасе терзает меня, заставляя страшиться, словно кошмар всё ещё реален и ждёт момента, когда я прикрою глаза.

После смерти мамы я испытывала что-то подобное. Я убежала от чувства, терзавшего меня из-за потери и увиденной жестокости. Однако теперь всё это вернулось с двойной силой, как если бы всегда тенью преследовало, а я просто не замечала или игнорировала. Рушан и Айла живы, но страх продолжает трясти моё тело, подобно лихорадке.

– Было очень больно? – вновь отвлекает Дарен. – От Айлы я имею в виду. Я думал, что Даян поседеет от твоих криков.

Сердце болезненно сжимается за брата, но почему-то мне кажется, что он знает о Рушане больше всех остальных. Появившееся сожаление тут же исчезает в пустоте. Такой чёрной и вязкой, что пожирает всё.

– Достаточно больно, чтобы желать отрезать себе руку, за которую она держала.

– Ты знала про Рушана? – интересуется друг.

– А похоже, что я знала? – устало отзываюсь я.

– Ты думаешь… он… он сын Юна?

– Не уверена. Шиун старше Рушана примерно на год. А Юн слишком сильно любил свою жену. Вряд ли Хёрин хорошо бы относилась к Рушану, будь он сыном любовницы.

– Может, она не знала.

– Может, но я сомневаюсь.

Дарен задумчиво кивает несколько раз, обдумывая информацию.

– Тогда ты должна узнать у Рушана сама.

Не спрашивая, друг поднимается на ноги и за руку дёргает меня вверх, заставляя принять вертикальное положение.

– Мы здесь задницы себе отморозим. Ты посмотри на мои губы, они наверняка уже синие, – причитает друг, тыкая пальцем в свои губы. Те лишь немного бледнее обычного.

– Да норма…

– Я сказал – пошли! Мы можем продолжать ругаться на них, сидя на мягком стуле в каком-нибудь тёплом дворце!

– Мы? – устало переспрашиваю я.

– Конечно! Ты забыла, что мы с тобой заодно, – он приобнимает меня за плечи и тащит к просветам между деревьями обратно. – Хотя они мне нравятся, и я бы хотел, чтобы мы перестали злиться на них как можно быстрее.

Я только фыркаю в ответ, Дарен вновь пытается быть беззаботным и смешным, но серьёзный взгляд и фальшивая улыбка его выдают. Он понимает, что дело не в обиде и не в ненависти. Я люблю их, как и раньше, но сегодня кое-что изменилось во мне самой.

И Дарен прав.

Я по-прежнему чувствую страх.

Через несколько шагов снова замираю, выскальзывая из его объятий. Дарен оборачивается, все следы напускного веселья исчезают.

– Что произошло, Ойро? – прямо спрашивает Дарен.

– Я их не чувствую.

– Кого?

– Тени. Будто их во мне больше нет. Ничего нет, – голос остаётся ровным, пока меня начинает трясти сильнее.

Дарен хочет обнять меня, но я поднимаю руку, прося оставить дистанцию. Не хочу, чтобы меня жалели. Мне просто нужно понять, что со мной произошло и как это исправить.