"Фантастика 2024-62". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
— Оу! Да ты философ. Один из немногих философов, который сохранил здравый взгляд на мир. Да, ты прав. Вритрас превратились во всепожирающее чудовище. Представляешь, в конце концов, когда они нацелились на завоевание других галактик, нам пришлось уничтожить всю эту галактику. Буквально, испарить её целиком и полностью, а потом обрушить в чёрную дыру вместе со всеми этими безумными душами. О-о-о, что это было за зрелище.
Судя по передаваемым эмоциям, Существо находилось в настоящем экстазе и явной степени подпития. Видать,
— Но давай вернёмся к тебе. Согласно решению Судьи, ты должен воплотиться в его мире. Я там даже подобрал для тебя подходящее тело — старого больного гоблина-шамана, жить которому осталось от силы пару месяцев. Так что быстро отмучаешься, и пойдёшь на свободу с чистой совестью.
Не успел я возразить, как опять потерял сознание. Очнулся я уже кутаясь в какие-то тряпки, лёжа на твердокаменной поверхности.
— Правила то какие? — Подумал я, посылая мысль в пространство.
— Никаких правил. — Послышался шёпот Существа. — Хоть весь мир тут взорви.
Послышался затихающий маниакальный хохот, и я опять остался наедине с суровой реальностью. У меня болело всё. Болело тщедушное тело, раздираемое кашлем, болело натруженное магическое ядро, а самое главное, болела душа, в которой зияли незаживающие раны. Я чувствовал, что установленные Существом заплатки — это временное решение. Для исцеления души нужна Бахионь. А ради меня эту ценность никто тратить не собирался.
Тут в моё сознание проник ещё один холодный и равнодушный голос. Судья! Моё сознание затряслось от переполнявшей его ненависти.
— Если хочешь вернуть свои энергетические центры, то я могу отдать их в обмен на три очка каждое.
— И ты сможешь исцелить мою душу и вернуть все как было? — Со смесью ненависти, презрения и насмешки выдавил я в ответ.
— …Пять душ за каждый хвост. — Выдал Судья после небольшой паузы. — И я исцелю твои раны.
— Хорошо. Ты получишь свои жертвы. — Согласился я. — Только потом не жалуйся. Мне сказали, что в этом мире нет никаких правил в игре.
— Да, это так. — В затихающем голосе Судьи послышались нотки злорадства. — Надеюсь, ты докажешь свою полезность.
Чужое присутствие в сознании опять исчезло, и я обессиленно растянулся на твёрдой поверхности, пытаясь принять хоть сколько-то комфортную позу, в которой кости не будут пытаться проколоть кожу.
Вот твари! Хотят моими руками жар загребать? Ничего, найдётся и на вас управа.
— Не один из вас будет землю жрать. Все подохнете без прощения. Кому грехи прощать — это мне решать. Это я козёл отпуще-ни-я. — Строки из песни Высоцкого сами всплыли в сознании, превращаясь в проклятье, адресованное «высшим силам».
Наконец, я нашёл в себе силы открыть глаза, подняться с ложа и осмотреться. Я находился в просторной пещере, в узкий вход которой лился яркий солнечный свет. Кое-как собрав конечности в кучу, я побрёл к выходу, за одно осматривая
Я вышел наружу и обозрел окрестности Онежского озера. Ну, может и не Онежского, но какое-то озеро тут присутствовало. Я стоял на склоне горы, а впереди расстилались леса, болота и озеро. Где-то у горизонта были видны ещё горы, тянущиеся насколько хватало глаз.
Ближние окрестности тоже не были обезображены налётом цивилизации. Какие-то серо-зелёные хмыри гуманоидной наружности бродили тут и там, занимаясь своими хмыриными делами.
— Великий шаман, тебе стало лучше, и ты решил почтить нас своим вниманием? — Обратился ко мне измождённый пацан, что растирал что-то в ступке, сидя возле входа в пещеру.
Мой ученик, понял я, тот ещё Обормот. Похоже, какая-то часть памяти донора мне досталась. А то в прошлый раз я даже имени своего вспомнить не мог. Кстати, а как меня тут зовут?
— Колченог, что это ты выбрался из своей норы? — Обратилась ко мне сморщенная старушенция с длинным носом. — Неужто решил последний раз посмотреть на солнце перед смертью?
— Не дождёшься, Карга старая. — Отмахнулся я.
Ну и имена тут. Интересно, её и в детстве Каргой звали? Память отказалась выдавать ответ на этот вопрос. А через несколько секунд я вспомнил, что старуха выглядела сушёным яблоком ещё в те времена, когда я пешком под стол ходил — тридцать зим назад. Да уж, суровая жизнь у гоблинов. Тридцать лет — и ты глубокий старик.
— И ничего я не старая. — Возразила бабка. — Я ещё вся в соку. — В её голосе послышались похотливые нотки.
— Это ты Обормоту скажи. Может, он купится на твои прелести.
Указанный Обормот в ужасе зажмурился и принялся тихо отползать в пещеру. Бабка расхохоталась, наблюдая за усиливающейся паникой своего будущего любовника.
— Ха-ха-ха. Совсем ты не бережёшь своего ученика.
— А чего его беречь? У него уже седьмая зима на носу. Если не найдёт себе жену до первого снега, то придётся отдать его тебе.
Обормот опрометью кинулся прочь, выкрикивая на ходу?
— Дядька Лопоух, дядька Лопоух, отдай мне свою дочь в жёны!
Вся деревня прекратила свои занятия и начала пялиться на нежданное развлечение.
— О-хо-хо-хо. Ты меня в гроб загонишь. Давно я так не смеялась. — Прослезилась Карга.
Мы затихли и молча наблюдали за тем, как проходит сватовство. Обормот был учеником шамана и завидным женихом, но Лопоух слыл сильнейшим воином племени после вождя и хотел выменять свою единственную дочь на оружие для восьмерых сыновей. Кузнец из соседнего селения на такой размен не шёл, соглашаясь не больше чем на два ржавых ножа.