"Фантастика 2024-76". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
— Мы были спарринг-партнерами. Она была бешеной, как дикарка, но расчетливой и бесстрашной. Редкие качества, бесценные в рукопашной. Высадку должны были отменить. Ее командир проигнорировал данные разведки. Они попали в засаду, было много погибших. Ниара обвинила его, навязала драку…
— Разве она не имела права вызвать его на поединок?
— Это был не личный вопрос, Рива. Она не вызывала его — в драке пырнула кинжалом. Рассвирепела сильно. У нее брат погиб. Но это война.
— Жаль, — вздохнула я.
Мне искренне стало жаль свирепую девушку, которая потеряла члена семьи из-за ошибки старшего по званию. И знала ведь, на что шла: григорианке быть осужденной — навсегда проститься со многими привилегиями.
— Я защищал ее на суде. Ее не оправдали. Ниара сбежала, когда ее переправляли в тюрьму. Позор на родных… хотя я ее понимаю. Из-за этого случая мне пришла идея назваться Изгоем. Хорошее прикрытие.
— И грустная история, — призналась я.
— Развеселить? — Шад склонился надо мной.
Неулыбчивое лицо с хищными желтыми глазами заставили усомниться, что он на это способен.
— Попробуй, — заинтригованная, согласилась я.
Ночью я внезапно проснулась от странного чувства: холодно. Я одна в постели.
Перевернулась, сонно оглядываясь: Шад сидел с краю, накрыв голову мозолистыми ладонями. Несколько секунд я смотрела в спину, привыкая к тому, что между нами недавно произошло. Затем подползла на коленках и взяла за плечо.
— Что случилось?
Ему как будто кошмар приснился.
— Ничего. Не спится. На Григе назревают междоусобицы, — мрачно сказал он.
Я ждала продолжения, но Шад молчал.
Понимаю, почему. Его страна летит в тот же хаос, что и моя. И если давно побежденному это не так больно, то для победителя — позор. Ничего странного, что от бессонницы страдает.
— Когда ты сбежала, многое изменилось, — признался он. — Монарх ушел на покой, как должно, началась борьба за власть. Когда улетел за тобой, решил не возвращаться, Рива.
Я это и сама понимала.
В тот момент поняла, когда увидела, что он прилетел на малом корабле один. Когда сказал, что найдет нам тихое место для жизни. Новое. От счастливого будущего в забытом богами мире не прячутся.
— Что нам угрожает?
— Мне не нравилось происходящее. Было предчувствие, что все развернется не в нашу пользу… В этом и моя вина есть. Я не убил Лиама. Неудивительно, что риторика критической стала. Когда в стране шаткое положение, виноватых ищут всегда.
И не всегда справедливо — на своей шкуре узнала.
— Ты не волнуйся, Рива, — он повернулся, сверкнув желтыми глазами в полутьме. — Я исправлю ошибку. Отдохнем, обживемся. О нас забудут. И через время, когда все успокоится, я выслежу Лиама и убью его без всякого вызова. Как полагается казнить военного преступника, раз уж тот трибунала избежал.
Слушая тихий голос мужа, я вдыхала запахи летней ночи — спокойной и чарующей. Ни о чем не думала. Устала бояться.
— Я не волнуюсь… — призналась я. — Верю в тебя.
И теперь верю в наше будущее. Мы легли рядом, чувствуя под затылком жилистый бицепс мужа, я смотрела в потолок. Легкость летней ночи передалась и мне. И к Шаду не испытывала предубеждения. Волосы разметались по подушке. Лежать рядом с григорианцем не страшно, табу на межрасовые браки растворилось без остатка.
Может он и прав.
Может, я, как и он, надену корону — как его супруга. А может, не повезет и нас ждет тюрьма. Что бы ни случилось, я не пожалею об этом. Летняя ночь была прекрасна, а мне было так хорошо, что я решила не жалеть ни о чем.
Утро выдалось знойным. Мы проснулись на рассвете — вместе, как и засыпали.
— Хоть в чем-то убедил несогласную, — усмехнулся Шад.
С ночи осталось сентиментальное настроение. Хотелось думать о грустном и мечтательно смотреть в окно.
— Тебе не грустно, что у нас не будет детей? — спросила я.
Шад долго молчал.
Как на этот вопрос ответить? Я пожалела, что спросила.
— Жизнь долгая, — неопределенно ответил он. — Кто знает, что будет дальше.
— Да…
Я не ответила, но подумала, что он дольше меня проживет. Григорианцы действительно долго живут и медицина у них неплохая. Он может успеть завести детей, когда меня не станет от старости. Гарантий никто не даст, но кто знает.
— Не думай об этом. После войны сирот много. Будет тебе кого воспитать.
Я вновь грустно вздохнула. Под окнами раздался хрустальный звон — колокольчик просил полива, взволнованный наступающей жарой.
Шад прав.
Я привыкну к нему, точно справлюсь. И война многих осиротила — на Григе, где служат оба родителя, тем более. Без малютки не останусь, а там будет видно… Я взглянула на него и неожиданно улыбнулась.
— Сегодня ярмарка, сходим на площадь, — сказал Шад, вставая.
— Зачем? — насторожилась я. — Только не говори, что тебя товары заинтересовали.
— Встречаюсь там кое с кем, по делу. А ты товары посмотришь.
Шад направился за плащом, вновь припадая на больную ногу.
— Что у тебя с коленом?
Мы более чем близки для таких вопросов. Подтвердив это, генерал ответил:
— Последствия осколочного ранения. В военном госпитале сказали, это навсегда, к сожалению. Я уже привык, Рива.
Завернувшись в плащ, он вышел, оставив меня одну. Я откинулась на спину, собираясь понежиться еще минутку, а затем начала неторопливо одеваться. Между нами исчезли остатки напряжения. На полу валялся мой кинжал, и я его подобрала. Вложила в ножны, уже привычно обращаясь с оружием, помня о нем. Я видела, как с оружием обходятся профессиональные солдаты — всегда неосознанно помнят о нем, и хорош, что у меня тоже появляются эти рефлексы.