"Фантастика" Фабрика Абсолюта. Война с саламандрами

Издательство Иностранка®

Если бы вам вдруг приспичило искать на карте островок Тана-Маса, вы нашли бы его прямо на экваторе, немного к западу от Суматры. Но если бы вы спросили капитана Я. ван Тоха, что это, собственно, за Тана-Маса, у берегов которой его судно «Кандон-Бандунг» только что бросило якорь, он сначала какое-то время ругался бы, а потом ответил бы вам, что это самая грязная дыра во всем Зондском архипелаге, еще более поганая, чем Тана-Бала, и, по крайней мере, столь же гнусная, как Пини или Баньяк; и что единственный человек – если его можно так назвать, – живущий там (не считать же, в самом деле, этих вшивых батаков [1] ), – это пьяный вдупель торговый агент, помесь кубу с португальцем,

После этого вы, вероятно, спросили бы капитана, зачем же он в таком случае бросил здесь свои чертовы якоря, как будто собирается тут провести по меньшей мере три чертовых дня; в ответ капитан уязвленно засопел бы и проворчал что-нибудь в том смысле, что «Кандон-Бандунг», конечно, не стал бы сюда заходить только ради чертовой копры или пальмового масла, это ясно, да впрочем, вам до этого нет никакого дела, сэр, а я получил чертовы приказания, сэр, – и ругался бы при этом столь заковыристо и многословно, как, собственно, и следует ругаться уже немолодому, но для своих лет еще вполне хорошо сохранившемуся морскому капитану.

Но если бы вместо надоедливых вопросов вы предоставили капитану Я. ван Тоху возможность ворчать и ругаться себе под нос, то смогли бы узнать побольше. Разве по нему не видно, что ему просто необходимо излить свою душу? Оставьте его на минутку в покое – и его недовольство само найдет себе выход. «Вот какие дела, сэр, – заговорит капитан, – эти ребята у нас в Амстердаме, жиды проклятые, там, наверху, вдруг говорят: жемчуг, братишка, поищи-ка какой-нибудь жемчуг. Говорят, что сейчас все с ума сходят по жемчугу и всему такому». Тут капитан плюнет от отвращения. «Ну да понятно, – все хотят свои бабки в жемчуг вложить. Это все потому, что вы, людишки, все время хотите воевать и так далее. Ну и, конечно, дрожите за свои денежки. Для этого, сэр, даже название есть – кризис». После чего капитан ван Тох на какой-то миг задумается, не стоит ли завести с вами речь о макроэкономических вопросах; в наши дни, в конце концов, ни о чем другом и не говорят. Но здесь, у Тана-Масы, для этого слишком жарко, да и лень; так что капитан ван Тох махнет рукой и пробормочет: «Ну конечно, жемчуг! Сэр, на Цейлоне его подчистили на пять лет вперед, на Формозе вообще запретили добывать, – так ведь нет, говорят, давай, капитан ван Тох, ищи какие-нибудь новые месторождения. Поезжайте на эти поганые острова, вдруг там найдутся целые россыпи раковин…» – тут капитан презрительно-громко высморкается в небесно-голубой платок. «Эти крысы в Европе, наверное, думают, что здесь можно еще найти что-то, о чем никто не знает! Вот козлы же, прости господи! Хорошо еще, что от меня не требуют тут заглядывать в пасть батакам – вдруг они там жемчуг выращивают. Новые ме-сто-ро-жде-ни-я! Вот новый бордель в Паданге – это я понимаю, но месторождения? Сэр, я ведь эти острова знаю, как свои штаны… От Цейлона – до поганого острова Клиппертона. Если кто-то думает, что тут еще можно найти что-то, на чем можно сколотить капитал, так флаг ему в руки, на здоровье! Я тут плаваю тридцать лет, а теперь эти полудурки хотят, чтобы я здесь что-то открыл!» Капитан ван Тох прямо задыхается от такого оскорбительного предписания. «Пусть они пошлют сюда какого-нибудь молокососа, тот им такое откроет, что они все клювы поразевают; но требовать этого от человека, который так знает эти места, как капитан Я. ван Тох… Ну согласитесь, сэр. В Европе, наверное, еще можно что-нибудь новое открыть, но здесь… Сюда ведь люди-то приезжают только затем, чтобы вынюхать, что здесь можно сожрать, да даже и не сожрать – купить и продать. Если бы в поганых тропиках еще сохранилось что-то, что можно продать за двойную цену, – то вокруг этого тут же столпились бы агенты и махали бы грязными носовыми платками пароходам семи держав, призывая остановиться. Такие дела, сэр. Я об этих местах, простите за нескромность, знаю больше, чем министерство по делам колоний ее величества королевы». Тут капитан ван Тох попытается превозмочь свой справедливый гнев, что у него в конце концов – после долгой борьбы – наконец получится. «А видите вон там тех двух жалких лодырей? Это ловцы жемчуга с Цейлона, господи прости, сингалезы [2] как они есть, как их Бог сотворил; только вот зачем Он их творил, я не знаю. И вот теперь я таскаю их с собой, сэр, и если мне удается найти кусок побережья, на котором нет надписей „Агентство“, или „Батя“, или „Таможенное управление“, я запускаю их в воду, чтобы они, значит, раковины искали. Вон тот бездельник, который пониже ростом, ныряет метров на восемьдесят; как-то на Принцевых островах на глубине девяноста метров он выловил ручку от киноаппарата, но жемчуг – хе! Куда там! Эти сингалезы – никчемные отбросы. Вот такая у меня поганая работа – делать вид, будто бы я скупщик пальмового масла, а при этом искать новые месторождения этих самых раковин. Может, потом они захотят, чтобы я для них открыл какой-нибудь неоткрытый континент? Нет, сэр, это не дело для порядочного капитана торгового флота. Я. ван Тох вовсе никакой не поганый искатель приключений, сэр. Вовсе нет, сэр…» И так далее. Велико море, а океан времени безграничен; ты можешь плевать в море – но воды в нем не прибавится, можешь проклинать свою судьбу – но не переменить ее; и вот, после долгих предисловий и отступлений мы возвращаемся к тому, что капитан голландского судна «Кандон-Бандунг» Я. ван Тох, вздыхая и ругаясь, лезет в шлюпку, чтобы отправиться в кампонг [3] на острове Тана-Маса и поговорить там с вечно пьяным метисом, помесью кубу и португальца, о некоторых коммерческих вопросах.

– Sorry, Captain, – сказал в конце концов метис, – но здесь, на Тана-Масе, никаких раковин нет и не было. Эти грязные батаки, – проговорил он с неописуемым отвращением, – сожрут и медузу, они вообще больше в воде сидят, чем на суше, а бабы у них воняют рыбой, да так сильно, что вы себе даже не представляете… О чем бишь я? Ах да, вы о бабах спрашивали.

– А может, тут есть какой-нибудь кусочек побережья, – спросил капитан, – где эти батаки не лезут в воду?

Метис от кубу и португальца покачал головой:

– Нет, сэр. Разве что вот залив Дьявола, но вам он ни к чему.

– Что значит «ни к чему»?

– Потому… потому что туда никому нельзя, сэр. Налить вам, капитан?

– Thanks. Там что, акулы водятся?

– Акулы… Ну и вообще, – неохотно пробормотал метис. – Дурное это место, сэр. Батакам не понравилось бы, если бы туда кто-нибудь полез.

– Да почему?

– Черти там, сэр. Морские черти.

– Что еще за морские черти? Рыба такая?

– Да нет… не рыба… – уклончиво ответил метис. – Просто черти, сэр. Подводные черти. Батаки их называют тапа. Просто тапа. Говорят, у них там свой город, у чертей. Налить вам?

– А как он выглядит… этот морской черт?

Метис пожал плечами:

– Ну, как выглядит… Как черт. Я его видел один раз… То есть – только голову. Возвращался в шлюпке от мыса Хаарлем… и вдруг из-под воды передо мной – раз! – высовывается такая башка…

– Ну и что? На что она похожа-то?

– Черепушка у него… ну как у батака, сэр, только совершенно лысая.

– А это, часом, не батак был?

– Нет, сэр. В том месте никаких батаков нет – ни один не полезет в воду. А потом… Потом оно начало моргать нижними веками, сэр. – Метис содрогнулся от ужаса. – Нижними веками, которые закрывают весь глаз. Вот такой вот тапа.

Капитан Я. ван Тох повертел в толстых пальцах стакан с пальмовым вином.

– А ты, часом, пьян не был, а? В стельку, как обычно?

– Был, конечно. Как бы иначе я туда поплыл? Батакам не нравится, если кто-нибудь этих… чертей беспокоит.

Капитан ван Тох покачал головой:

– Никаких чертей нет, братишка. А если бы они и были, то похожи бы были на европейцев. Это, наверное, рыба была или вроде того.

– Ага, рыба… – заикаясь, принялся возражать метис. – У рыбы, сэр, рук нет. Я ведь, сэр, не батак, я в школу ходил в Бадьюнге… Я еще, наверное, помню десять заповедей и иную науку и так вам скажу: образованный человек всегда отличит черта от животного. Вот спросите у батаков, сэр.

– Это все суеверия дикарей, – заявил капитан, наслаждаясь чувством превосходства человека образованного. – С научной точки зрения это чушь. Черт никак не может жить в воде. Что ему там делать? Мы, братишка, не можем верить всему, что болтают туземцы. Кто-то назвал этот залив заливом Дьявола, ну вот с тех пор батаки его и боятся. Вот и всё, – уверенно сказал капитан и хлопнул пухлой ладонью по столу. – Ничего там нет, братишка, это наукой доказано.

– Да, сэр, – согласился метис, ходивший в школу в Бадьюнге. – Но никакому разумному человеку в заливе Дьявола делать нечего.

Капитан Я. ван Тох побагровел.

– Что? – взревел он. – Ты, грязный кубу, придумал себе, будто я побоюсь твоих чертей? Вот увидишь! – сказал он, поднимая со стула все солидные двести фунтов своего тела. – У меня дела есть, я тут с тобой прохлаждаться не намерен. Но заруби себе на носу одно: в голландских колониях никаких чертей нет; если где-то они и есть, то только во французских. Там, быть может, они и есть. А теперь позови-ка мне старосту этого чертова кампонга.

Указанного сановника искать долго не пришлось: он сидел на корточках рядом с лавкой метиса и жевал сахарный тростник. Это был пожилой и при этом совершенно голый человек, гораздо более тощий, чем его коллеги-бургомистры в Европе. Немного позади, сохраняя подобающую дистанцию, сидела на корточках вся деревня, включая женщин и детей, очевидно ожидая, что ее будут снимать на фотоаппарат.

– Послушай, братишка, – обратился капитан ван Тох к нему по-малайски (он мог с тем же успехом обратиться по-голландски или по-английски, поскольку достопочтенный престарелый батак ни слова не знал по-малайски, так что всю речь капитана от начала до конца пришлось переводить метису; но по каким-то своим соображениям капитан все же посчитал малайский язык более подходящим). – Послушай, братишка, мне нужны несколько больших, сильных, мужественных ребят, которые со мной отправились бы на промысел. Промысел, понимаешь?