Фантом ручной сборки

Куликова Галина Михайловна

Неужели Надя действительно окопалась здесь?!

Нет, не может быть.

Инга заставила себя не суетиться, приняла душ и только после этого пришла в спальню. Григорьев лежал на боку. Значит, еще не уснул. Когда он засыпал, то переворачивался на спину.

— Я нашла под ванной ароматические свечи.

Ее без пяти минут муж открыл глаза и моргнул.

И ошалело спросил:

— Чего?

— Ароматические свечи. На полу под ванной.

Их жгли. Это было романтическое свидание?

— Ну, ты даешь! — восхитился

Григорьев и сел в постели. — Что это тебе такое пришло в голову?

Разве ты не знаешь, что у нас рядом идет строительство и без конца отключают свет? Вот я и купил несколько свечей на всякий случай. И даже ими пользовался.

— Но они ванильные.

— Мне нравится, что их продают в стаканчиках, — добродушно пояснил он. — В последний раз я пользовался ими, когда делал наброски и отключили свет, а потом просто не придумал, куда их деть. Хотел поставить в шкафчик с банными принадлежностями, но тут зазвонил телефон, и я просто задвинул их ногой под ванну. Перестань сходить с ума и ложись.

Он похлопал ладонью рядом с собой. На одеяле был самый обычный пододеяльник — белый в розовый цветочек. Никакого черного шелка.

— Прости, — растрогалась Инга. — Сейчас приду, только стакан воды выпью;

Она отправилась на кухню, держа свечи в руках.

В этот момент какой-то странный звук вторгся в тишину квартиры. Скрежещущий. Царапающий.

Непонятный. Инга замерла, словно суслик возле норки, и расширила глаза. Звук доносился из коридора. Сначала она хотела было окликнуть Григорьева, но в последний момент раздумала, прокралась к входной двери и заглянула в глазок.

На лестничной площадке стоял Валерий Верлецкий, одетый в спортивный костюм и кроссовки. Физиономия у него была такая решительная и одновременно зверская, точно он дал себе слово кого-нибудь прикончить.

Инга открыла дверь и первым делом приложила палец к губам.

— Что? — шепотом спросила она, не приглашая его войти.

— Вы ушли, — сказал Верлецкий тоже шепотом, не меняя выражения лица, — и тут только я понял, что вы пытались мне втолковать.

— Что? — снова повторила она;

— Вас душили! — Он приставил указательный Палец к ее носу.

— Ну да.

— Покажите шею.

— Она на месте, — ответила Инга и поглубже запахнула халат. — Чего ее показывать? Удушение провалилось. Кроме того, какое вам дело?

— Я врач, — с приглушенной гордостью заявил Верлецкий. — И должен был сразу вас осмотреть.

И уж потом реагировать.., на все остальное. Покажите шею, иначе я не уйду.

— А где Вероника? Съехала?

— Легла спать. Мы помирились.

Инга распахнула дверь и прошипела:

— Входите. Только не топайте, ради всего святого.

Верлецкий осторожно переступил порог. На врача он был похож меньше всего. Врачи, в представлении Инги, должны быть усталые, с печальными глазами, с интеллигентской сутулой спиной и, конечно, в очках, как Антон Павлович Чехов. А у этого на морде было написано удовольствие от жизни и неистребимое здоровье. Впечатляющий разворот плеч и руки, как у каратиста. Он схватил ее этими руками за плечи и велел:

— Показывайте.

Она взялась за воротник и слегка приспустила халат. Вся ее грудь в районе ключиц была исполосована кошачьими когтями. После душа царапины вздулись.

— Аладдин, скотина, — помрачнел Верлецкий. — Ну, я ему покажу лазить в шапки!

Потом он осторожно взял Ингу двумя руками за шею и начал ощупывать. Наклонился пониже, и тут в коридоре появился Григорьев в своих потрясающих «семейных» трусах.

— А! — коротко и страшно крикнул он и побледнел так, словно в него плеснули белилами.

Однако остался стоять на месте, хотя Инга была уверена, что Борис кинется на Верлецкого с кулаками. У нее уже был случай убедиться, что Борис совершенно не умеет справляться с ревностью. А может, он вовсе не ревнует? Просто задето его чувство собственника? И именно оно заставляет его сражаться за свою женщину?

— Борис, успокойся! — взволновалась Инга, подтягивая халат к самому горлу. — Это просто врачебный осмотр.

Григорьев испепелил Верлецкого взглядом. Тот стоял спокойно, спрятав руки за спину, и одна бровь у него была выше другой. Тогда без пяти минут муж нечеловеческим усилием воли взял себя в руки и процедил сквозь зубы:

— А другого времени и места для осмотра не нашлось?

— Вы в курсе, что ее душили? — строго спросил Верлецкий. — Вы что же, полагаете, это шуточки?

— Она не видела, кто ее душил, — невольно начал оправдываться Григорьев. — Что я мог сделать, интересно знать?

— И вы легли спать.

— Не ваше дело.

— Послушайте, — вмешалась Инга. — Мне кажется, это как-то связано с моей новой работой.

— Нападение? — удивился Верлецкий. — А что у вас за работа?

— Я возглавляю физкультурный центр.

— Э-э-э… И что вы успели сделать на этом посту?

— Там три хозяина. Двое были против моего назначения.

— И один — сильно за? — хмыкнул Верлецкий. — Ясно.

— Что это за грязные намеки? — взъярился Григорьев. — Что вы тут себе позволяете? — И пошел на него грудью.

— Борис, нет! — воскликнула Инга и загородила Верлецкого своим телом.

Тот скорчил веселую рожу, а Григорьев остановился и прищурился:

— Смотри, как ты его защищаешь! Значит, вы и в самом деле любовники? Значит, Надя была права…

— О! — закричала Инга и топнула ногой. — Хоть что-нибудь ты способен решить сам, без Нади?!

Вместо ответа он развернулся и пошел прочь.

— Вы разрушили наши отношения! — зло сказала Инга Верлецкому. Тот засунул руки в карманы штанов и стоял в небрежной позе. — Зачем вы приперлись? Все равно ничего полезного не сделали! Идите к своей истеричке!