Фантомас и пустой гроб
Шрифт:
Амели Тавернье была помещена в корпус «В», в крайнюю палату нижнего этажа, что, разумеется, облегчало выполнение плана, разработанного Мариусом.
— А нас никто не увидит? — спросил Себастьян, когда они пробирались через темный парк.
— Мог бы увидеть только санитар Клод, но за его скромность я ручаюсь, — со странной улыбкой ответил Мариус.
В своей палате Амели лежала на кровати при погашенном свете. Слабый хрип вылетал из ее груди. Сначала, когда ее привезли в клинику, она непрерывно стонала. При появлении профессора Дропа она прорывала свои стенания, но лишь для того, чтобы осыпать его гневными оскорблениями. В присутствии медицинского персонала она называла его убийцей, шантажистом, похитителем детей, кричала, что никогда не любила его и что ее сердце принадлежит Себастьяну Перрону, действительному отцу ее ребенка. Поль Дроп бледнел от гнева, скрежетал зубами и уходил, чтобы вернуться спустя некоторое время, и вся сцена повторялась сначала.
Однажды он зашел к ней сразу же после прогулки по Булонскому лесу, куда он водил Дельфину Фаржо. Увидев его, Амели стала кричать:
— Негодяй!.. Подлец!.. Это ты похитил моего сына! Ты хочешь моей смерти!
— Замолчи! Замолчи, несчастная! — прохрипел, задыхаясь от ярости, Поль Дроп.
Никогда еще он не испытывал такой ненависти к своей бывшей жене. Но та продолжала кричать все громче и громче, как будто от этих криков к ней возвращались силы и здоровье.
Далее произошло нечто неописуемо ужасное. Охваченный бешенством, доктор Дроп бросился на несчастную Амели. Ввести ей дозу сильнейшего снотворного было для него делом одной минуты. Но он этим не ограничился. Открыв свой чемоданчик с набором хирургических инструментов, он извлек оттуда скальпель и ввел его и рот своей жертве. Острое лезвие проникло глубоко в гортань несчастной женщины, откуда кровь брызнула на руки хирурга.
— Ну вот, теперь ты будешь молчать! — свирепо пробормотал Поль Дроп.
Недрогнувшей преступной рукой он перерезал своей жене голосовые связки!
— Тише, тише… Не шумите! — приговаривал Себастьян Перрон, когда они вместе с Мариусом пробрались в палату, где находилась Амели Тавернье. Вспыхнувший луч ручного фонарика заставил Амели сесть на кровати. Она не спала, действие снотворного у нее кончилось, и выражение ее лица испугало Себастьяна. Ее исполненные ужаса глаза блуждали, она, казалось, хотела что-то сказать, шевелила губами, но из ее рта не вылетало ни одного звука. Себастьян отнес это на счет ее слабости. Он стремительно кинулся к ней и нежно сжал в объятиях. Вместе с Мариусом они проворно укутали больную в одеяла. Себастьян хотел поговорить со своей возлюбленной, объяснить ей причину их появления, но Мариус не дал ему этого сделать.
— Скорей, скорей! Надо торопиться! — повторял он.
Себастьян и сам понимал, что времени терять нельзя. Молодая женщина с ужасом смотрела на своих похитителей. Временами она слабо пыталась сопротивляться, но по-прежнему не произносила ни слова. Она никак не могла понять, что с ней произошло…
Через пять минут Себастьян и Мариус вышли из парка через заднюю калитку, неся завернутую в одеяла Амели. Они усадили ее в ожидавший автомобиль, сами сели рядом, и машина тронулась. За рулем сидел человек, лица которого не было видно из-за поднятого воротника.
— Спасены! — с облегчением произнес Себастьян Перрон. — Пятнадцать минут езды — и мы будем у меня дома… Но что это? — вдруг воскликнул он, взглянув в окошко. — Наш водитель не знает дороги? Он едет в противоположную сторону!
Действительно, машина, углубившись в Булонский лес, неслась в сторону Лоншана. Перрон высунулся в окошко, чтобы дать указания шоферу, но в это время тот, кого он считал Мариусом, грубо схватил его за шиворот и швырнул обратно на сиденье.
— Что ты делаешь, Мариус? — растерянно воскликнул судья.
Но ответом ему был взрыв издевательского хохота.
— Какой я вам Мариус? — рявкнул спутник Себастьяна, наставив на него револьвер. — Игры закончились, господин судья! Приготовьтесь к самому худшему… Поистине, вам надо было обладать детской наивностью, чтобы принять меня за вашего друга детства! Я вам не друг, я ваш враг. Я помог вам похитить Амели Тавернье, преследуя свою собственную цель — заставить замолчать и ее, и вас. Вы оба для меня слишком неудобные свидетели и потому умрете! Сначала она… а потом вы…
Таинственный бандит направил свой револьвер в сторону Амели Тавернье и нажал на спуск. Себастьян Перрон услышал звук выстрела и увидел, как из ствола револьвера вырвался сноп пламени: выстрелом в упор убийца раздробил несчастной женщине череп… Судья не успел вскрикнуть, не успел сделать ни одного движения, как раздался второй выстрел — и он осел всем телом, бездыханный, рядом с трупом возлюбленной.
Автомобиль остановился. Таинственный убийца и его шофер вышли из машины.
— Ну как? — спросил водитель.
— Как нельзя лучше, Звонарь, — ответил убийца. — Нам остается только вложить револьвер в руку судьи, и все подумают, что произошло двойное самоубийство: что Перрон сначала застрелил свою любовницу, а потом покончил с собой…
Итак, водителем машины был Звонарь! Но кем же тогда был таинственный убийца, выдававший себя за Мариуса и за санитара Клода?
21. ОБВИНЯЕМЫЙ
Утром следующего дня Жером Фандор, одетый в строгий черный костюм, трезвонил у дверей квартиры своего друга Жюва. У молодого журналиста был вид очень озабоченного и куда-то спешащего человека. Когда слуга Жан открыл дверь, Фандор, едва не сбив его с ног, кинулся в комнату, где находился хозяин квартиры.
— Скорее, Жюв, скорее! — кричал журналист. — Такси ждет у дверей!
— Почему такая спешка? — осведомился полицейский, завязывая галстук перед зеркалом. — Разве мы опаздываем?
— Дело не в этом… Нам грозит опасность!
— Какая опасность?
— Смертельная!
Жюв, которому была прекрасно известна неустрашимость его друга, с удивлением на него посмотрел.
— Да, да! — продолжал Фандор. — Сегодня решающий день, и вам это должно быть прекрасно известно! Сегодня должен состояться суд над Владимиром, сыном Фантомаса. И мы с вами не только прямые участники его ареста, но и свидетели, чьи показания будут играть решающую роль. Фантомас сделает все, чтобы расправиться с нами до начала процесса или во время него. Понимаете ли вы это?
Распахнув пиджак, Жюв показал пуленепробиваемый жилет.
— Не только понимаю, но и принимаю меры, — флегматично ответил он. — Я совсем не собираюсь умирать. Напротив, я собираюсь погулять на твоей свадьбе!
— О, моя свадьба! — с горьким вздохом воскликнул Фандор. — Это счастье, от которого я сейчас далек больше, чем когда-либо!.. Кстати, Жюв! Вчера доктор наконец разрешил мне свидание с Элен. Она умоляла меня проявить сдержанность и не слишком наседать на Владимира. И я имел слабость ей это обещать. Так что во время процесса я, разумеется, честно отвечу на все вопросы, но сам не буду проявлять инициативы… Вы осуждаете меня, Жюв?