Фантомас - секретный агент
Шрифт:
Анри де Луберсак удовлетворенно вздохнул.
«По-видимому, — сказал он себе, — Бобинетту узнали и идентифицировали еще в Руане, когда она садилась в поезд. Полицейские Жюва телеграфировали, чтобы ее арестовали».
Успокоившись по поводу судьбы той, кого он теперь так глубоко ненавидел, он поблагодарил «носильщика» и поторопился покинуть вокзал. Но, спускаясь с лестницы, он вдруг остановился и побледнел. Перед ним, между двумя мужчинами, хорошо известными ему как агенты сыскной полиции, шел солдат в форме —
В одну секунду Анри де Луберсак понял, что произошло. Черт возьми, депеша, полученная Жювом в Дьеппе, была фальшивая! Винсон и Бобинетта, вероятно, узнав, что их выследили, нашли способ послать Жюву ложную телеграмму, гласившую, что Винсона видели в Лондоне. Таким образом, направив Жюва в Англию, сами они вернулись в Париж. Бобинетта и Винсон должны были ехать отдельно, так было меньше шансов, что их узнают… И Винсона арестовали в момент, когда он выходил из поезда. А Бобинетта, избавившись от своей сутаны, стала неузнаваемой для полиции и, должно быть, улизнула.
Лейтенант де Луберсак бросился бежать как сумасшедший. Он промчался через вокзал Сен-Лазар, схватил такси, на полной скорости объехал соседние улицы. Все было напрасно.
Он верно рассудил: Бобинетты там больше не было, у Бобинетты было время исчезнуть…
Глава 24
АПЕРИТИВ В БАРЕ РОБЕРТА
— Еще виски, старина?
— О, нет! Я не решаюсь, мы уже и так напились!
— Да, да! Как выпьешь старого шотландского, жизнь кажется прекраснее, а девочки в баре красивее!
Двое пьяниц, обменявшись этими словами, торжественно чокнулись, сидя на своих табуретах, позволявших им опираться на высокий прилавок бара.
Однако, если один из них, худой молодой блондин, одним глотком осушил свой стакан виски с содовой, то его товарищ, крупный, бритый, со слегка лысеющей головой, лет тридцати пяти на вид, неловко наклонил свой, и его содержимое пролилось на пол.
Стаканы были снова наполнены официанткой, и так быстро, что худой молодой человек вряд ли что заметил; он машинально выпил еще стакан, а его товарищ, явно желающий его напоить, только пригубил.
Выло шесть часов вечера, и в этот неприветливый декабрьский день возбуждение царило в баре Роберта, где на аперитив собиралась самая странная публика.
Роберт — это большое и роскошное заведение в Лондоне, открывающее свои двери в сумерки и закрывающее их только в самые поздние ночные часы.
Здесь в толпе людей всех национальностей, из самых разных стран, можно было встретить женщин полусвета, населяющих в Лондоне окрестности Пикадилли. В экстравагантных шляпах, платьях кричащих цветов, не лишенных, впрочем, элегантности, эти лондонские дамы каждый вечер собирались перед обедом у Роберта.
Здесь они затевали самые искусные интриги, завязывали знакомства с богатыми иностранцами, встречались со своими возлюбленными, как правило, темными личностями.
Как только наступали сумерки и деловые люди начинали возвращаться из Сити, Роберт бывал полон; они рассаживались за столы, толпились у бара, шум разговоров сменялся монотонным и непрерывным жужжанием.
Играл цыганский оркестр, скрытый в углу. В зале было трудно дышать: в воздухе плавал ароматный табачный дым, клубы знаменитого «морского», которым набивали свои трубки и элегантные джентльмены, и самые пролетарские посетители.
Вот в этом-то поразительном, переполненном помещении дружески беседовали двое пьяниц.
Светловолосый молодой человек с черными усиками, с любопытством слушая откровения своего приятеля, прервал его вопросом:
— Но что у тебя за профессия, Томми?
Толстяк, смеясь, ответил:
— Но я ведь тебе уже сказал: я клоун по профессии, музыкальный клоун… то есть, я пою, танцую, исполняю комические песенки, переодеваюсь в негра, играю на банджо…
И как бы в подтверждение своих слов, чтобы показать свое умение, весельчак запел популярную тогда в Лондоне песенку.
Светловолосый юноша спросил еще:
— Из какой страны ты приехал, Томми?
Человек, выдававший себя за клоуна, немедленно ответил:
— Я? Я бельгиец. А ты, Батлер?
Молодой человек забормотал довольно робко, подбирая слова, будто говорил неправду:
— Я, хм… я канадец… я еду из Канады. Совсем недавно, всего три месяца…
— Три месяца? — переспросил вдруг толстый Томми.
Батлера, казалось, взволновал этот вопрос; он подавил дрожь.
— Да, да, — подтвердил он.
Клоун не настаивал. К тому же его товарищ растерянно, с озабоченным лицом, продолжал:
— Да, и мне здесь очень трудно, потому что я очень плохо знаю английский. Я пытался найти работу, но напрасно.
— Что ты умеешь делать?
— Мало что…
— То есть, ничего… Ну, а все-таки?
Батлер выговорил медленно:
— Я знаю счетоводство.
Клоун расхохотался.
— Это немного тебе даст!
— Ну, а что же я должен делать?
Его толстый друг положил ему руку на плечо. Покровительственным и торжественным тоном он объявил:
— В мире есть лишь одна карьера — театр! И только одна профессия — артист! Посмотри-ка на меня, не преуспел ли я? И это не получив никакого образования, потому что моим родителям плевать было на мое будущее! Я уже в ранней юности смог зарабатывать себе на жизнь, а теперь, в цвете лет, могу заработать целое состояние.
Возможно, клоун преувеличивал, но его простоватая элегантность, толстая цепочка от золотых часов, изобилие фунтов в жилетном кармане подтверждали, что ремесло артиста достаточно прибыльно.