Фантомас - секретный агент
Шрифт:
— Кто это сказал?
Тот же односложный ответ, ясный и точный, прозвучал еще раз:
— Я!
Между тем, с трудом пробираясь через публику, кто-то приближался к военному трибуналу и, обойдя печь в середине зала, прошел за загородку, предназначенную для свидетелей.
В толпе пробежал шум.
— Тишина! — закричал полковник и, гневно взглянув на аудиторию, прибавил угрожающе: — Предупреждаю вас, что при малейшем беспорядке я немедленно очищу зал; мы здесь не для шуток, и я никому не позволю комментировать происходящие события!
Водворив относительное спокойствие, полковник
Это была молодая, элегантная женщина в черном меховом манто; темная вуаль скрывала ее черты, однако и через вуаль можно было заметить необыкновенную бледность лица, а аудитория, видевшая только спину таинственной пришелицы, заметила, что ее норковая шапочка покрывала великолепную гриву рыжих волос.
— Это вы сказали «я»? — спросил полковник.
Несмотря на волнение, молодая женщина произнесла почти твердо:
— Да, сударь.
— Кто вы, мадам?
Таинственная особа мгновение собиралась с духом, казалось, сделала над собой огромное усилие и, машинально приложив руку к груди, заявила:
— Меня зовут Берта, мадемуазель Берта, но меня больше знают под прозвищем Бобинетта.
Шепот снова пробежал по залу. Конечно, для очень многих личность мадемуазель Берты была совершенно неизвестна, но со времени убийства капитана Брока было немало разговоров о Бобинетте; смутно слышали, что эта молодая и красивая особа была знакома с офицером, что она последней говорила с ним накануне его смерти. Что же касается судей Военного совета, то они лучше, чем кто-либо, знали это имя и подозревали об отношениях, связывавших эту молодую женщину и семью де Наарбовека, которую некоторые считали причастной к драматическим событиям, шесть недель назад занимавшим Второе бюро, а потом и всю французскую армию.
Когда успокоилось первое волнение, вызванное неожиданным вмешательством Бобинетты, полковник спросил:
— Мадемуазель, почему вы позволили себе прервать слушание дела?
— Вы спросили, сударь, кто распутает это несчастное дело, и я ответила «я», потому что готова все вам сказать. Это не только долг, к которому меня принуждает совесть, но это сейчас самое большое мое желание.
Удивленные судьи с обеспокоенными лицами тихо совещались. Среди них не было согласия, а майор Дюмулен, который с самого начала слушания дела не переставал гневаться, отрицательно качал головой, показывая этим, что он решительно против того, чтобы слушать этого свидетеля, столь дерзким образом нарушившего величие дебатов.
Но официальный защитник Фандора, мэтр Дюрюль-Бертон, догадываясь о колебаниях членов Совета, уверенно и авторитетно вмешался:
— Господин председатель, я имею честь просить немедленно заслушать этого добровольного свидетеля.
Полковник переговорил со своими помощниками и объявил:
— Мы заслушаем этого свидетеля. — Затем он обратился к Бобинетте: — Вам предоставляется слово, мадемуазель, но до этого поклянитесь говорить правду, всю правду, ничего кроме правды. Поднимите правую руку и скажите: «Клянусь в этом!»
— Клянусь в этом!
Вначале робкая и взволнованная, но понемногу осмелевшая, мадемуазель Берта рассказала о событиях своей бурной жизни до того дня, когда случай свел ее с бароном де Наарбовеком. Забота о юной Вильгельмине завоевала ей признательность богатого дипломата и его дочери и сделала ее близким им человеком.
— Ах, будь проклят этот день! — вскричала Бобинетта. — День, с которого начались наихудшие несчастья, тем более действовавшие на меня, что я постепенно начала сознавать себя их причиной.
— Что вы хотите сказать? — прервал правительственный комиссар.
— Я хочу сказать, — объяснила молодая женщина, — что если капитан Брок убит, то это моя вина; я хочу сказать, что если у него исчез секретный документ, то это я его взяла… я была его любовницей… я виновата в его смерти!
Всеобщее глубокое молчание последовало за этим сенсационным заявлением. Судьи, правительственный комиссар, адвокат Фандора и сам Фандор не знали, что и думать, не могли достаточно собраться с мыслями, чтобы поставить самый простой вопрос. Только Жюв, почти скрытый за печью, оставался бесстрастным.
Но Бобинетта продолжала:
— Моим злым гением, господа, был бандит, которого вы знали как Вагалама. Вагалам, агент Второго бюро Генерального штаба, официально занимавшийся контрразведкой. Да! Но, господа, Вагалам в то же время был шпионом против Франции, предавал ее иностранной державе. И еще хуже! Это он убил капитана Брока, вы должны знать, что он — убийца и певицы Нишун… Да, Вагалам сделал меня своей вещью, своей рабыней. Увы! Я не могу сваливать все на него и утверждать, что только из-за постоянных его угроз я предавала все: мою страну, любовь ко мне капитана Брока, у которого я украла документ, касающийся мобилизации, украла деньги, банковские билеты. Эти билеты, господа, вы нашли в руках несчастного Жерома Фандора, они явились одной из главных улик против него… Но если я так поступала, то не из жажды денег, которые мне давали, даже не из-за обещаний будущего большого состояния, которыми отводил мне глаза Вагалам… нет, с горя, из ненависти, из любви!
Дюрюль-Бертон вдруг встал и наклонился к молодой девушке, которая при этих последних словах почти падала:
— Говорите! Говорите, мадемуазель! — вскричал он.
Бобинетта медленно продолжала:
— Да, из любви; и это признание стоит мне дороже всего, ибо оно глубоко ранит мою душу. Да, если я уступила предложениям гнусного Вагалама, если я позволила ему увести меня на ужасный путь шпионажа и измены, то лишь из-за безответной любви, которую я испытываю к одному человеку… человеку, сердце которого занято… к лейтенанту Анри де Луберсаку.
Полковник резким жестом прервал молодую женщину:
— Довольно, мадемуазель, довольно! Вы не должны произносить здесь это имя. Будьте добры продолжать ваши показания, касающиеся шпионажа.
Бобинетта взяла себя в руки и с редкой энергией рассказала подробно, как согласилась спрятать знаменитое орудие; как она помогала Вагаламу осуществить его смелый план передачи этого объекта за границу; как она переоделась священником, чтобы сопровождать капрала Винсона в Дьепп. Она не знала тогда, что имеет дело с Жеромом Фандором. Только по дороге, из телеграммы Вагалама, она узнала, что капрал-шпион и солдат, сопровождавший ее — два разных человека.