Фантомные были
Шрифт:
– Да нет уж! Раз это случилось в вашем лагере, останьтесь, пожалуйста! – холодно попросил Михаил Николаевич, нажимая на слово «вашем».
– А что случилось? – спросил Андрей мертвым голосом.
– Не догадываетесь? – Чекист звучно открыл молнию и вынул из делегатской папочки большую фотографию, судя по оторванным уголкам, приклеенную, а потом содранную. – Это вы?
– Где?
– Вот! – он постучал по снимку, сделанному лагерным фотографом Женей во время карнавала.
В центре стояла Людмила Ивановна, одетая атаманшей, рядом с ней Кокотов – в
– Так это вы или не вы? – повторил вопрос Михаил Николаевич.
– Я… – ответил Кокотов.
– Волосы у вас всегда такие длинные?
– Н-нет, просто отросли…
– Ага… Выходит, вы, Андрей Львович, у нас хиппи?
– В каком смысле?
– В прямом. Состоите в организации хиппи, так или нет? И врать не надо!
– Он комсомолец, – хмуро вставила Зэка.
– «Молодую гвардию» фашистам тоже комсомолец сдал! – понимающе усмехнулся Ларичев. – Кто еще входит в вашу организацию?
– Никто.
– Так не бывает!
– Я не хиппи! – пролепетал Кокотов, наконец сообразив, в какую жуткую историю попал. – Это же просто карнавальный костюм…
– Странный выбор для пионерского карнавала! Не находите? Майка ваша? Отвечайте!
– Майка… Майка… – Андрей внутренне заметался.
В этот момент Зэка уронила на стол металлическую змейку, которую во время разговора пересыпала с ладони на ладонь. Вздрогнув от звука, он глянул на директрису и увидел, как она чуть заметно покачала головой.
– Так чья это майка? – повторил Ларичев. – Ваша?
– Нет…
– А чья?
– Нашел…
– Да что вы! И где же?
– На Оке.
– Что вы там делали?
– Пионера искал.
– В каком смысле? Что вы мне голову морочите! – Михаил Николаевич начал сердиться.
– Дети иногда, очень редко, убегают на реку купаться… в индивидуальном порядке. Мы это решительно пресекаем! – спокойно разъяснила Зэка. – А на берегу туристы часто вещи забывают. После пикников…
Ларичев посмотрел на директрису долгим взглядом.
– Допустим, майку вы нашли. А вот эту полоску на лбу тоже нашли? – он снова постучал пальцем по фотографии.
Ища подсказки, Кокотов посмотрел на Зэка, но ее лицо было непроницаемо, как у человека, сидящего в президиуме.
– Полоска эта моя… – сознался он, не в силах ничего придумать…
– Все-таки ва-аша! – сочувственно кивнул чекист. – И это слово вы сами написали?
– Сам…
– Тогда я вас, Андрей Львович, снова спрашиваю: почему вы нарядились именно хиппи? Вот это кто? – Он ткнул в Людмилу Ивановну.
Выглядела она уморительно! Глаз закрыт черной повязкой, на груди переходящий красный вымпел «За образцовую уборку территории», а на голове белая курортная шляпа с бахромой – такие продавались в Сочи.
– Это кто? – повторил чекист.
– Это воспитатель первого отряда Шоркина, между прочим, отличник производства, – голосом, каким в телефоне сообщают точное время, ответила вместо вожатого директриса.
– Вижу, что отличница! – кивнул Ларичев. – И на карнавал оделась так, как и положено нормальному советскому человеку. Пираткой! Никаких вопросов к гражданке Шоркиной у меня нет. А вот почему вы, Кокотов, в хиппи нарядились? Почему?
– Потому что хиппи – это вызов буржуазному обществу, протест против лживой морали мира чистогана! – выпалил Андрей то, что прочел недавно, кажется, в «Комсомольской правде» или в «Студенческом меридиане». – Я хотел морально поддержать передовую молодежь Запада. Понимаете?
– Понимаю! – ухмыльнулся Михаил Николаевич. – Give the world a chance! Так?
– Ага…
– А это кто? – профессионально чуя что-то, он показал пальцем на торчащие уши Таи.
– Это наша художница. Таисия Носик. Выпускница Полиграфического института. Комсомолка. И поверьте, в подпольной организации зайцев она не состоит! – ответила Зэка все тем же телефонным голосом, но с неуловимой иронией.
Кокотов, не удержавшись, хрюкнул от смеха. Нет, не из-за подпольной организации зайцев. Из-за Таиной фамилии. Он ее не знал. И ему вдруг стало легче оттого, что женщину, которая обозвала его «сосунком», зовут Носик. Тая Носик! Ха-ха! Михаил Николаевич тоже захохотал, приговаривая: «Подпольная организация зайцев. Ну скажете тоже! Ну вы даете!» Смеялся он долго, даже достал платок, чтобы вытереть выступившие слезы. Наконец чекист успокоился, посерьезнел, посмотрел на подозреваемого в упор и приказал:
– Руки покажите!
– Что?
Ларичев неожиданно и больно схватил вожатого за запястья и вывернул так, чтобы видеть внутренние локтевые сгибы с синими сплетениями вен. Они его явно разочаровали. Следов иглы он не обнаружил.
– Андрей Львович! – вдруг со зловещей теплотой спросил чекист. – Вы хотите закончить институт?
– Хочу… – похолодел студент.
– Тогда скажите правду! Последний раз вам предлагаю.
Подозреваемый снова поглядел на Зэка. Но ее лицо было скорбно непроницаемо.
– Я сказал правду… – словно откуда-то издалека ответил Кокотов.
– Ладно, Андрей Львович, идите! – устало махнул рукой чекист. – И не наряжайтесь больше хиппи! Никогда. Поняли?
– Понял.
– Шагайте! А мы тут с Зоей Константиновной о зайцах побеседуем.
6. Судьба
Когда Ларичев уехал, Зэка снова вызвала Кокотова. Директриса металась по кабинету, кричала, почти плакала, твердя, что он чуть не погубил свою молодую жизнь и ее беспорочную карьеру. Она из-за этой рыжей дряни Носик, путающейся с патлатыми наркоманами, едва не лишилась партбилета. Потом успокоилась, села и объяснила: благодарить надо, конечно, Сергея Ивановича, он позвонил буквально за десять минут до появления чекиста и предупредил об опасности, даже подсказал, как следует себя вести, и объяснил, что же такое произошло.