Far Cry. Прощение
Шрифт:
– Нет.
Лонни вновь приложился к фляге, а затем присел на одно из бревен около кострища.
– Твоя жизнь может стать намного хуже. Ты слишком много времени проводишь здесь и не видел того, что видел я. Ты не представляешь, что они заставляют нас делать.
– Отец отправил меня сюда.
– Отец решил, что время пришло.
– Это так?
– Он сказал искать знамения. Сказал, что они ясны как божий день. Скверна идет с востока. Ее след тянется по всей стране. Она все ближе. Вот ты передо мной, Уилл, и я вижу, что ты не веруешь так, как веруют те, кто приходит к нам сейчас. Но это изменится. Ты будешь с нами и тоже будешь спасен.
– Смотрю,
– От старых привычек нелегко избавиться.
– Воистину так.
Лонни сделал еще один глоток и задумчиво повернулся в сторону гор. Рой мелких насекомых танцевал в лучах заходящего солнца.
– Что случилось с тигром? – вдруг спросил он.
– Власти в итоге обратились к местным жителям. Те предложили вырыть яму. Враг использовал такие против нас. Жуткая мясорубка. Может, слышал о таких? Яма, в ней острые колья, сверху сетка из веток и маскировка. Дальше дело за силой тяжести. – Уилл вернулся к работе и вспорол шкуру до передних ног, а потом принялся отделять ее ножом от мышц.
– Так вы и разделались с тигром?
– Нет. Он затаился. Задирал не больше одного человека за раз. Он скрывался в джунглях, наблюдал за нами и точно знал, как и когда мы хотим его убить. У нас не было шансов.
– Вот же дерьмо, – Лонни вновь выпил из фляги, – так какого хрена ты мне все это рассказываешь?
– Чтобы ты понял: не всегда можно получить то, что хочешь.
– Я тебе тем же могу ответить. – Лонни хмыкнул, глянул на тушу и поднялся. – Давай же, забрасывай уже тушу в кузов. У меня еще полно дел, прежде чем я попаду к Кершо.
– Тебе его не поймать, – в последний раз предупредил Уилл.
– Ага, но я сделаю все, что я, черт подери, могу. И ты мне поможешь.
Уилл стоял ровно в том месте, где впервые увидел медведя, готовящегося к грозе. Отсюда был виден дом, в котором жил охотник: покатая крыша, жестяная труба… Маленький и неприметный домик на вершине холма выглядел частью леса.
На следующий день после приезда Лонни Уилл добыл трех бобров. Утром он подстрелил их с берега, а затем дождался, пока тушки всплывут на поверхность. Раздевшись, он набрался в запруду и шел по дну, пока не стало слишком глубоко, и пришлось собирать добычу вплавь. Закончив, он вернулся на берег и оглянулся на бобровую хатку. В ней все еще была заметна дыра, проделанная медведем несколько дней назад. Мягкая почва у берега совсем размокла от воды и крови. Здесь же Уилл освежевал тушки и перевязал бобровые струи.
До дома Кершо было около двадцати миль по дороге и почти в два раза меньше напрямую через лес и поля. И вот Уилл стоял в том месте, где был медведь, и пытался думать, чувствовать и видеть мир так, как думал, чувствовал и видел гризли.
Уилл спал, и его мысли пронзали пространство и время, возвращаясь к старым сказкам, которые он слышал ребенком и которые передавались в его семье со времен первых поселенцев. Медведи, что жили тогда, были вдвое крупнее человека. Шахтеры и лесорубы охотились на них и почти истребили. Хозяева ранчо стреляли при любой возможности. А медведи просто искали пропитание. Они делали то, что должны были, чтобы выжить, единственным известным им способом.
Уилл проснулся среди ночи и сел, осматривая прогалину, которую выбрал для ночевки. До земли Кершо было еще около пяти миль. Он разбил лагерь в высокогорье, как только перевалил через хребет: это давало ему определенное преимущество. Пока лучи закатного солнца расплывались по небу, словно оранжевая краска в темно-синей воде, Уилл поужинал горной черникой и вяленым мясом, заготовленным на прошлой охоте. В пятидесяти ярдах на ветке дерева висели бобры. Во время нехитрого ужина охотник наблюдал, как ночной ветерок раскачивает их тушки. Плоские безволосые хвосты ловили потоки воздуха, будто паруса.
Именно на добычу охотник и посмотрел в первую очередь, вырвавшись из оков сна, но нетронутые темные тушки ясно выделялись на фоне посеребренного луной неба. Уилл закашлялся и сплюнул, а затем в опять наступившей тишине внимательно осмотрел каждое дерево и каждый куст вокруг прогалины, как если бы любой из них мог скрывать неведомую угрозу.
На востоке виднелось бледное красное зарево, как будто солнце готовилось подняться из-за горизонта. Но Уилл знал, что дело не в этом. Он откинул в сторону шерстяное одеяло, поднялся и обулся. Забрав винтовку, он медленно двинулся в сторону зарева через травяные заросли, доходившие ему до колен.
На границе леса он почувствовал запах дыма, а спустя еще сотню ярдов сквозь пятна лунного света и непроглядной тени стали слышны молитвы и песнопения. Через сотню ярдов Уилл оказался на плоской скале, продолжающейся еще на четверть мили в обе стороны от места, где он стоял, и ограничивающей речную долину. Река несла свои непроглядно черные воды у ее подножия, лишь изредка обозначая свое местонахождение отблесками. А за ней был разбит огромный костер. Пламя жадно лизало десятифутовую поленницу дров и вырывалось вверх еще на двадцать-тридцать футов. Жар долетал до реки и поднимался вверх по скале, закручиваясь в водоворот горячего и холодного воздуха рядом с Уиллом.
Костер широким кругом освещал пространство вокруг, и Уилл мог различить силуэты тех, кто пришел поклониться разрушительной силе огня. Их завораживающее пение разносилось в воздухе, а головы хаотично двигались в танце собственного сочинения. С такого расстояния охотник не мог разобрать слова, они терялись в шуме ветра. Но Уилл уже слышал их прежде и сам знал, хоть и предпочитал не думать об этом. Люди у костра тоже были прихожанами церкви «Врат Эдема». Как и сказал Лонни, они делали то, что хотели, и служили так, как считали нужным. Это была их земля. Так или иначе, но Уилл сам пришел к ним двенадцать лет назад в поисках спасения. И они даровали ему желаемое, превратив в того, кем он был сейчас, – охотника, браконьера, убийцу животных.
Отступив от края и найдя затененное место, Уилл устроился, вскинул винтовку и принялся рассматривать происходящее через прицел. Вокруг костра кружилось и танцевало около сорока человек. На многих были белые церковные одежды. Лица мужчин заросли бородами, а волосы женщин были растрепаны. Уилл внимательно рассматривал не только их самих, но и их движения. Тени их рук и ног в свете костра принимали очертания жутких созданий, то ли людей, то ли чудовищ.
К тому времени, как Уилл рассмотрел всех, люди выстроились в линию от костра к реке, и ему пришлось подобраться ближе к краю. Устроившись на животе, он аккуратно опустил винтовку, следя, чтобы отблеск света в прицеле не выдал его присутствие. Он хотел увидеть Отца. Мужчина за пятьдесят стоял по колено в воде. Выражение его лица было, как всегда, непроницаемым, с равным спокойствием он мог сеять ужас и дарить избавление. Отец тоже был одет в робу, и вода пропитала ее уже до груди, так что ткань подчеркивала рельеф сильного тела. Он читал молитвы, подняв взгляд к небесам, и по одному приглашал прихожан к себе, заставляя их окунаться в воду и удерживая в потоке некоторое время.