Фараон
Шрифт:
Царский шатер находится в самом центре лагеря, разбитого четко по плану. Людям и тягловой скотине выдана двойная порция пищи, а наличие поблизости речки, протекающей через зеленую долину, облегчает жизнь. Можно помыться, постирать одежду, сполоснуть оружие. В обозе чистят лошадей, волов и ослов. За безопасностью следят многочисленные часовые.
Как раз к началу военного совета прибывает дозорный с докладом.
– Большие силы противника стояли на обеих боковых дорогах, но теперь они поменяли дислокацию и сгруппировались возле Мегиддо.
– Завтра же атакуем, – решаю я. – Правитель Кадеша рассчитывал уничтожить нашу армию по частям, а теперь столкнется со всей ее массой. Этой ночью – новолуние, время, которому особенно благоволит бог Тот. Повелеваю двум полкам выдвинуться немедленно. Один подойдет к городу с юга, второй – с северо-запада. На рассвете я с оставшимися войсками перейду реку, и мы окажемся в центре. Атакуем широким фронтом, одновременно, и враг перед нами не устоит. Союзу против Египта придет конец.
Никто и не думает возражать. После эпизода со срединной дорогой для военачальников мое мнение неоспоримо, ибо продиктовано богами. Все уверены в легкой победе, которая отведет опасность на долгие годы.
И это – очередное заблуждение. Крепость Мегиддо легко не сдастся, но даже ее падение не положит конец притязаниям Митанни. Как бы то ни было, здесь мы обязаны победить; это послужит остальным уроком. Богатый город на перекрестке торговых путей, ведущих в Сирию, Финикию, Анатолию и Месопотамию, гордый Мегиддо думает, что сможет дать мне отпор, а то и победить, показав всем слабость Египта. Мой долг – доказать обратное.
Народ мой никогда не любил войну; царица-фараон, моя предшественница, ее ненавидела и не желала смотреть в лицо реальности, пока наши враги крепли. Сама она утешалась мыслью, что наше величие внушает им трепет. Хатшепсут заблуждалась. Противник же решил, что я выберу ту же политику бездействия. А правда в том, что Тот, когда нужно, прекрасно управляется с кинжалом, этим символом растущей луны, чтобы перерубить злу хребет.
20
Сотни птиц взмыли в небо, когда египетские трубачи дали сигнал к атаке. Из арьергарда Старик видел, как фараон переезжает через реку Кина во главе своего войска и устремляется к равнине Мегиддо, в то время как полки, развернутые ночью, подступают к неприятелю с флангов.
Четко и быстро исполненный маневр внес сумятицу в ряды союзников, выстроившихся перед городом. Под защитой толстых стен цитадели, построенной на вершине холма, две тысячи ее жителей чувствовали себя в безопасности.
И тем не менее атака египетских колесниц, прорвавших ряды противника, была встречена криками ужаса.
Большего не потребовалось.
В панике союзники правителя Кадеша бросили оружие и, позабыв все на свете, сломя голову побежали к крепости. Неожиданно для себя Тутмос и его военачальники столкнулись лишь с незначительным сопротивлением со стороны отставших от общей массы солдат и быстро с ними покончили. Лучникам оставалось только перестрелять тех немногих, кто бежал медленнее остальных.
Битва при Мегиддо закончилась, едва успев начаться, в мгновение ока. И победители, смеясь, наблюдали, как правитель Кадеша и его приспешники карабкаются по склону холма, к стенам цитадели.
Перепуганные жители отказались открывать главные ворота, опасаясь египтян, несмотря на все мольбы своего предводителя. Оставалось одно: наскоро связать друг с другом предметы одежды и сбросить со стен в качестве веревки. Беглецы уцепились за них, и с грехом пополам их подняли наверх, где схватили за ворот и перетащили на свою сторону.
Опьяненный столь стремительной победой, я совершил серьезную ошибку – позволил своей армии разграбить покинутый трусами лагерь. А нужно было перестроиться и атаковать крепость с перепуганным гарнизоном. Перед массированным штурмом Мегиддо не устоял бы. И тогда в один день триумф был бы полным.
С удовлетворением и радостью – ибо стратегия моя оказалась успешной – я наблюдал, как мои люди врываются в шатры правителя Кадеша и его сторонников, расхватывают шлемы, кирасы, колчаны со стрелами, луки, посуду, еду и питье.
К вечеру Тьянуни оказался одним из немногих, кто твердо стоял на ногах. Большинство солдат злоупотребили выпивкой, и Маху с трудом нашел тех, кого можно поставить на часы, – безопасность прежде всего. Даже мои охранники и те напились.
– Вот что я запишу в «Анналах», ваше величество: восемьдесят три вражеских солдата убиты, триста сорок взяты в плен. Мы захватили девятьсот восемьдесят колесниц, двести и две кирасы, пятьсот два лука, две с лишним тысячи лошадей и большое количество овец, коз и коров. А это – самые ценные находки!
Тьянуни преподносит мне две бронзовые кирасы, принадлежавшие правителям Кадеша и Мегиддо. В панике они даже не успели переодеться.
– Каковы наши потери?
– Все живы, несколько незначительных ранений. Ими уже занимаются лекари с помощниками.
Подходит Минмес, тоже совершенно трезвый. Однако лицо у него не очень-то радостное.
– Тебя что-то тревожит, друг мой?
– Как будто государь не знает! Нужно было воспользоваться своим преимуществом и захватить Мегиддо. А так крепость стоит, как стояла, и насмехается над нами! Победа? Нет, заурядное сражение или даже стычка, от которой ни одна сторона особенно не пострадала. Правители Кадеша и Мегиддо, предводители восстания, невредимы и в безопасности, как и почти вся их армия. Мы вывели из строя горстку недругов, при том что враждебные нам города, оставшиеся в тылу, в любой момент тоже могут взбунтоваться. Трофеи, правда, во множестве – вот единственное, что мы приобрели этой битвой!
Гнев Минмеса непритворный. И я в который раз благодарю его за искренность.
– Я согласен со всеми твоими умозаключениями. Ошибка, допущенная исключительно по моей вине, более не повторится. Отныне любое мародерство, ведущее к беспорядкам в армии, запрещено.
– Стены Мегиддо бросают нам вызов! Они высоки и крепки, на мерлонах [37] засели опытные лучники. Если хочешь завоевать крепость, сделать это можно ценой тяжелых потерь, очень тяжелых, и без уверенности в успехе.
37
Часть парапета между двумя амбразурами.