Фараон
Шрифт:
Все пятьдесят жриц Артемиды последовали за своей верховной жрицей в главный зал цитадели. Их поведение было вежливым и официальным, но в каждой из них была скрытая жадность, которая напомнила мне стаю тигровых рыб в реке Нил, которая почувствовала кровь в воде. В течение часа все притворство скромности было оставлено нашими посетительницами вместе с большей частью их одежды. Танцы стали почти равратными , но я признаю, что у большинства из них хватило терпения удалиться в соседние комнаты, прежде чем сделать последние шаги по тропе примулы.
Я также испытал облегчение, увидев, что Беката и Техути весь вечер держали своих мужей и женщин-отпрысков под своим орлиным взором. Однако Беката была более снисходительна, когда дело касалось ее четырех сыновей. Я подслушал разговор между Серреной и ее младшим кузеном, когда он вернулся после короткого пребывания в одной из внешних комнат.
– Где ты был, Пальмис, и что делал?- Потребовала от него Серрена. ‘Я хотел, чтобы ты потанцевал со мной.’
‘Я принес жертву Артемиде, - самодовольно ответил мальчик.
‘А я думал, что вы поклоняетесь Аполлону?’
– Иногда полезно ставить на две колесницы в одной гонке.’
– Покажешь мне, как ты приносишь жертву одному из богов?- Наивно спросила Серрена.
‘Я как-то предлагал тебе показать, но ты отказалась. Ты еще глупее. Так что теперь тебе придется просто подождать, пока Рамзес не научит тебя этому трюку.’
Какое-то мгновение она смотрела на него, обдумывая его ответ, затем ее зеленые глаза, казалось, удвоились в размерах и стали ярко-зелеными, когда она уловила смысл его намека.
– Ты всегда был грязным маленьким мальчиком, не так ли, Пальмис?- сладко сказала она. ‘Но теперь, похоже, ты становишься еще более грязным стариком.- И она шлепнула его за ухом, так неожиданно и сильно, что он протестующе взвыл.
Не все ассоциации в тот вечер были так уж неудачны. Король Бер Арголид возвратился много позже из того места, где он проводил свою связь с верховной жрицей Хагне, с грубым выражением лица и похотливым блеском в глазах. Он отправился прямо к королю Гуротасу, чтобы объявить о своей помолвке с Хагне, которая, судя по всему, совсем недавно оставила пост преподобной матери ордена сестер Золотого лука.
‘Я не ослышался, когда ты сказал, что у тебя уже было десять прекрасных жен на твоем родном острове Минойском Родосе? Гуротас с трудом удержался от улыбки.
– Правильная цифра - тринадцать, мой дорогой Гуротас. Но, как вы, без сомнения, знаете, это самое злополучное число в нашем нумерологическом словаре, тогда как четырнадцать чрезвычайно благоприятно.’
В тот же день Гуротас обвенчал их, и это стало еще одним прекрасным поводом для дальнейших торжеств. Однако следующий день был тринадцатым днем перед свадьбой Серрены и Рамзеса, но тогда я об этом не думал.
На следующее утро я проснулся с головной болью и дурным предчувствием. Я лежал на своем матрасе и пытался понять причину внезапной перемены моего настроения по сравнению с предыдущим днем. Я послал одного из своих слуг навести справки о вчерашних женихе и невесте, короле Бер Арголиде и преподобной матери Хагне, но он вернулся и сообщил мне, что они все еще спят в своих покоях. Однако, судя по визгу женского восторга и другим звукам, наводящим на мысль о том, что тяжелая мебель энергично передвигается или, возможно, даже разбивается на мелкие кусочки, они на самом деле не спали. Кроме того, все остальные жены и отпрыски, включая принцессу Серрену, были здоровы, и ни одна из них не была поражена болезнью или каким-либо другим несчастьем; фактически, когда слуга докладывал мне о своих находках, я слышал счастливые крики и смех молодых голосов, доносившиеся из окон моих комнат со двора внизу. Я подошел к окну и посмотрел вниз.
Я испытал огромное облегчение, увидев, что Рамсес и принцесса Серрена сидят верхом на своих любимых конях и в сопровождении двух служанок Серрены и нескольких вооруженных слуг Рамсеса выезжают через ворота Цитадели на какую-то увеселительную прогулку. Я улыбнулся про себя, когда понял, что мое предчувствие неминуемой гибели было, вероятно, результатом двух или трех дополнительных кувшинов превосходного красного вина, которые Гуротас навязал мне накануне вечером – вопреки моему здравому смыслу.
Я спустился к реке и голышом поплыл в холодных водах - отличное лекарство от неприятных последствий перебродившего винограда. Затем, с ясной головой и чистой совестью, я вернулся в цитадель и присоединился к Гуротасу и Хуэю в зале Совета вместе с двенадцатью из шестнадцати королевских союзников. Остальные четверо прислали свои извинения, но все они были нездоровы.
Вскоре после полудня Рамсес вернулся в цитадель один и присоединился к нашим военным приготовлениям.
‘А где же принцесса Серрена?- это был мой самый первый вопрос к нему.
– Я оставил ее на Северном пляже, у голубого бассейна.’
Я его хорошо знал.
– Надеюсь, ты не оставил ее одну?’
‘Практически в одиночку.- Он посмотрел на меня с видом долготерпения.
– Только с двумя ее служанками и восемью моими лучшими воинами. Я думаю, что она должна быть в достаточной безопасности в течение следующих нескольких часов. Я счел своим долгом присоединиться к вашей дискуссии, поскольку ваши планы предполагают участие моего корабля и моих людей. Ты должен помнить, что Серрена уже не ребенок, Таита. Она вполне способна позаботиться о себе сама. Она обещала вернуться сюда через четыре часа после полудня.’
– Рамзес прав.- Незваный Гуротас присоединился к нашей частной беседе.
– Она хорошо защищена.’
Конечно, Хуэй должен был сунуть свой длинный нос туда, где его не особенно приветствовали.
– Один из ее телохранителей - Палмис, мой младший сын. Может, он и молод, но свиреп, - похвастался он.
Я почувствовал, что мое настроение снова становится мрачным, но остальные оставили эту тему и продолжили свои рассуждения. Когда я пытался держаться в стороне, они приставали ко мне и настаивали на том, чтобы я участвовал в их планах. Игнорировать их было трудно, и, несмотря на это, я постепенно втягивался в дискуссию. На самом деле это была такая сложная дискуссия, что я постепенно потерял всякое представление о течении времени.
Затем в комнату тихо вошли две рабыни и начали зажигать масляные лампы от горящих свечей. Я был удивлен этим, пока не выглянул из окна на великолепный вид Тайгетских гор и не увидел заходящее солнце, скользящее за зубчатые гребни.
‘Во имя могущественного Зевса!
– О боже!
– воскликнул я с удивлением, вскакивая на ноги. ‘Который сейчас час?’
Хуэй встал и подошел к водяным часам, стоявшим на столе в дальнем углу.
– Он постучал по стойке указательным пальцем.
– Этот замок, должно быть, неправильно отрегулирован. Она капает слишком быстро. Он показывает восемь часов после полудня. Несомненно, что это неправильно?’