Фараон
Шрифт:
Ежедневные тренировки на выносливость, когда я заставлял всех проходить по двадцать-тридцать километров, наконец дали первые ростки. Да, всё ещё были отстающие, падающие от усталости, которых садили на время на повозки, но основная масса воинов, тёмной угрюмой массой пёрла вперёд, не избавляясь по пути от дорогостоящих щитов и копий. Правда на заре я не стал рисковать и дал людям отдохнуть несколько часов и когда колесницы нас догнали, я приказал выступать к финальной точке нашего ночного рандеву.
Вскоре показалось тихое и мирно спящее с виду поместье, но внимательный взгляд Минмоса сразу увидел дозорных. Подозвав к себе вождей нубийцев, они тихо посовещались и вскоре от отряда
— Убивайте только тех, кто сопротивляется, — попросил я, — не сильно люблю насилие.
Он кивнул и вскоре когорта распалась на десятки, которые быстрым шагом устремились к высокому особняку и окружавшим его крестьянским хижинам. Когда вслед за всеми пошёл я, взяв на всякий случай лук и колчан со стрелами, уже слышались громкие крики отчаяния, а на тропинке к дому стали попадаться трупы рабов. Меня перекосило.
— «Ну просил же, — простонал я про себя».
Недолгая, но выучка, помогла нубийцам и здесь. Действуя строго группами, они легко отбивали нападения одиночек, или двух-трёх вооружённых людей, быстро выгоняя из домов крестьян, заставляя их сесть на землю и не шевелиться. Кто пробовал дёрнуться, тут же закалывали, поэтому трупы стали встречаться всё чаще, а когда мы подошли к самому дому, то я увидел, как двое неизвестных орут на нубийцев, прислонившись спинами к дому, а впереди себя выставив сильно избитых Меримаата и Бенермерута, выглядевших крайне неважно. Нас они не видели, поскольку мы шли с другой стороны.
— Царь? — ко мне обернулся Минмос, всё время шедший рядом и прикрывавший меня щитом.
Ситуация складывалась и правда плохая, нубийцы пёрли вперёд, а противники угрожали пустили кровь Бенермеруту, прижав к их шеям бронзовые мечи. Стало понятно, что ещё пара минут и их могут запросто прирезать. Я стиснул зубы, поскольку не хотел стрелять по людям, но всё опять складывалось так, что без моего личного участия ситуация явно бы не разрешилась миром. Кричать с моего места было делом напрасным.
Я протянул руку к колчану, достал из него не очень хорошо сбалансированную тростниковую стрелу с привычным каменным наконечником. Взвесил её на руке, как это всегда делал Тутмос. Я старался вызвать у тела привычные ассоциации, чтобы стрелял не я, а оно само. Положив стрелу на лук, я с помощью подаренного кольца лучника оттянул тетиву, затем одним движением прицелился и выстрелил, через мгновение та гудя, улетела в цель. Я метил стоявшему ко мне боком человеку с заложником в руку, надеясь, что он выронит меч, а потому выстрелил почти сразу во второго, удерживающего молодого парня, также целя в руку. Уже опуская лук, я увидел, как обе стрелы попали в цель и первый заваливается вниз, увлекая за собой и Бенермерута, а следом за ним и второй воин.
— «Что за херня?», — удивился я, поскольку видел полёт второй стрелы, которая прямо на моих глазах от короткого и резкого дуновения ветра, вдруг вильнула выше и вверх и вместо руки, вошла прямо в глаз второму противнику, который повернулся посмотреть, что случилось с его другом, почему тот внезапно обмяк. Выбив глаз, наконечник явно вышел с другой стороны головы, поскольку он умер так же мгновенно, как и первый. Только у первого трупа стрела пробила висок.
Я посмотрел на Минмоса, который вместе со своим возницей, открыв рты, смотрели на результаты моей стрельбы.
— Царь — это просто невероятно, — наконец повернулся он ко мне, — что за потрясающие выстрелы!
— Умеем, знаем, практикуем, — хмыкнул я, вызвав у него ещё больший прилив эмоций. Попросив его их обязательно
— Это были люди Джехути, царь, — сказал Бенермерут с трудом смотря на меня заплывшими от побоев глазами, — они схватили нас только затем, чтобы выпытать информацию о тебе. Переговорами о выкупе просто затягивая время, поскольку не собирались отпускать нас живыми.
— Прости меня царь, — на глазах Меримаат появились слёзы, — я не выдержал пыток и всё им рассказал.
— С этим мы позже разберёмся, — отмахнулся я, обращаясь к военачальнику, — бери все колесницы, кроме одной и стрелой в Фивы. Сдашь обоих лично в руки Усерамону. Пусть позовёт лучших врачей, но вернёт мне их снова целыми и невредимыми, так ему и передай!
Минмос кивнул, окликая своих воинов.
— Вожди! — я позвал нубийцев, а когда они подошли, показал на дом, — здесь всё ваше, крестьян и рабов не трогать, после обыска подожгите только главный дом. Главное берите только вещи, пленные нам не нужны.
— Слушаемся царь! — тут же заявили оба, поскольку так же, как и остальные видели мои выстрелы, а особенно их последствия и поэтому бросились выполнять мой приказ не медля ни секунды.
Через минуту в доме раздались женские крики, мужские стоны, а ещё через десять минут, когда на улицу стали выходить нубийские воины, гружённые разными тканями, кубками или оружием, на верхних этажах появился дым и были видны всполохи огня. В живых там похоже они и правда никого не оставили, поэтому чтобы на это не смотреть, я вернулся во временный лагерь, который мы разбили недалеко от поместья. Через час всё было кончено и погрузив их добычу на повозки, мы отправились в обратный путь. Все нубийцы, не получившие даже серьёзных ран, были радостны и их счастливые голоса разлетались по округе, я же ехал на единственной оставшейся у меня колеснице и думал, что шаг за шагом, ноготком за ноготком я всё сильнее погружаюсь в местную жизнь. По прибытии сюда я вообще не хотел ни во что вмешиваться, всё что я хотел — чтобы меня все оставили в покое. К сожалению местные реалии и сопротивление чиновников привели в конце концов к тому, что я сегодня впервые целенаправленно убил двух людей. Причём особой рефлексии по этому поводу у меня не было, было немного противно и страшно, но в целом, они были виноваты сами. Всё что меня интересовало, как два выстрела в руку, могли попасть в голову? Ответ на этот вопрос казался мне более важным, чем переживать о смерти двух негодяев.
— «Одно точно Андрей, — грустно подумал я, подводя итог своим мыслям по этому поводу, — ты теперь точно влип по полной в местную жизнь и разборки, можешь творить что хочешь, больше того, что ты натворил, сделать уже нельзя».
***
Возвращение в поместье было триумфальным для всех, кроме меня. Почему-то нубийцы случившееся представляли, как великую победу, хотя нам сопротивлялось-то от силы человек тридцать, сущая мелочь на фоне наших ста человек. Но нет же, они пели песни, всем рассказывали какой я великий царь, так что по итогу я распорядился Рехмиру, чтобы им как-то облагородили место где они жили, а сам отдался в руки служанок, чтобы меня отмыли, побрили и почистили, настолько сильно я пропылился в этом небольшом походе. Рехмир занимался порученными делами и меня навестил уже вечером, когда я чистый и довольный, лежал у себя в комнате, лениво перебирая пальцами виноград и предавался хандре и неге.