Фарцовщик: уговор дороже денег. Том 3
Шрифт:
Сейчас мне надо кое-что забрать отсюда. То, что понадобится в предстоящей операции. Номер ячейки двести пятьдесят семь, шифр «П108». Чтобы не забыть букву и цифры, я зашифровал в коде имя жены мифического Одиссея — Пенелопа, а 108 — это количество женихов, которое у нее было, когда Одиссей шлялся на чужбине.
Плату за хранение в виде пятнадцати копеек я сделал уже заранее, опустив монету в прорезь для приемника денег. Заранее надо оплачивать специально, на тот случай, если у пассажира вдруг не оказалось пятнадцати копеек, а поезд уже отходит через пять минут и нет времени бегать и разменивать деньги.
Сейчас узкая щель в центре ячейки была красного цвета с надписью «занято». Ну, само собой, ведь я уже положил туда свои вещи. Если бы ячейка была свободная, щель была бы зеленого цвета с надписью «свободно». Я набрал шифр, замок звонко щелкнул, я потянул за ручку и дверца легко открылась.
Признаться, я ожидал, что ячейка может быть пустая, но тут же увидел, что потрепанный коричневый саквояж стоит на месте. Еще я чуть напрягся, потому что знал, что очень часто мошенников и аферисты берут с поличным как раз именно на вокзалах, когда они пришли забирать свои нетрудовые доходы. Я ожидал, что сейчас со всех сторон засвистят милиционеры, все они выбегут из-за углов и тут же схватят меня.
Но нет, ничего страшного не случилось, жизнь вокзала текла своим ходом, суетливым и торопливым, а шум нисколько не изменился, разве что добавились гудки паровоза с путей. Я взял саквояж, быстро раскрыл его, достал оттуда небольшую сумку, заглянул внутрь, убедился, что все в порядке, взял сумку с собой, а саквояж сунул обратно.
Огляделся, не заметил вокруг ничего подозрительного, например, глазастых типов, пытающихся запомнить мой шифр, снова закинул монетку и закрыл дверцу ячейки. Убедился, что камера опять закрыта, взял сумку покрепче и отправился в туалет.
Там мне пришлось провести полчаса, но зато теперь я полностью преобразился. В сумке лежали театральные принадлежности и теперь с их помощью я превратился в мужчину лет сорока, в очках и брюнета.
Глянул в зеркало и убедился, что меня невозможно узнать, если только не вглядываться вблизи и очень пристально. Но я не собирался давать такой возможности для предполагаемых соглядатаев. Короче говоря, из туалета я вышел другим человеком.
Сразу отсюда я позвонил с уличного автомата Кудряшову.
— А, это ты, — мент ничуть не удивился. Он уже был предупрежден, что я отправлю за его человеком своего. И еще он не сразу отметил, что я звоню не по межгороду, а с городского номера. Ничего, когда догадается, я уже буду далеко. — Ну, хорошо. Его кликуха Леденец, он среднего роста, обычный работяга, на левом запястье тату якоря и чайки, а правое ухо разорвано. Минут десять назад отзвонился, следит за объектом по улице Кропоткинской. Тот находится в музее европейской живописи. Что еще тебя интересует? Ты мог бы и вечером позвонить, я бы тебе полный отчет дал. Зачем звонить двадцать раз в день?
Я подождал, пока он закончит. Но Кудряшов не собирался останавливаться. Тогда я перебил его, особенно когда он начал бухтеть про то, что стоило бы повысить ставку и сказал:
— Ладно. Жди, я перезвоню.
Бросил трубку, поймал такси и отправился на Кропоткинскую. Там остановился в квартале от музея, подошел ближе и огляделся. Очень быстро я нашел Леденца, тот спрятался в обувном магазине напротив музея и делал вид, что выбирает себе сапоги. Но все время глядел на музей через витрину.
Я остановился у киоска «Союзпечать», выбирал газету, но следил за музеем и Леденцом, стоящим в магазине у окна.
Вскоре из музея вышел Ромин и торопливо отправился по улице на запад. Леденец вышел из магазина и отправился следом, соблюдая дистанцию. Я подождал, пока они уйдут подальше и пошел за Леденцом. Если он у нас такой профи по слежке, то достаточно следить за ним и тогда я не упущу Ромина и сразу узнаю, когда мы обнаружим их подпольный цех.
Мы прошли по улице, а мимо ехали машины и торопливо сновали прохожие. Я держал дистанцию, а в руке газета «Труд», свернутая два раза.
Еще я присматривал такси и пока не находил ни одного на горизонте. А как быть, если Ромин уедет на машине? Я же не успею за ним. И Леденец тоже не успеет. Или к него приготовлен вариант на такой случай?
Но пока что все шло спокойно. Ромин передвигался пешком. Мы шли за ним, вернее, я пока следовал за Леденцом и смотрел на его тощую спину.
Свернули с Кропоткинской в тихий переулок. Здесь народу уже гораздо меньше, всюду сугробы и дорога еще нечищенная от снега. Слева длинный кирпичный забор, слегка потрескавшийся, а справа проходы в дома.
Ромин уже свернул за угол, туда, где заканчивался забор. Леденец поспешил за ним. Я за Леденцом.
Но на всякий случай не сильно торопился. Шел себе да шел потихоньку. Снег хрустел под ногами. И еще холодно. Хорошо, что я догадался взять полушубок из Сочи.
Вот конец забора, я добрался до поворота. Но еще не доходя, услышал там возню и хриплое дыхание. А еще голос Ромина:
— Сильно его не лупите там, он мне нужен разговорчивый и откровенный.
Я замедлил шаг, хотел уже развернуться, но навстречу из-за угла вынырнули сразу несколько парней. Двое тащили Леденца, скрутив ему руки за спиной, а бедолага извивался и пытался схватить ртом морозный воздух. Видимо, его саданули в живот или по почкам, чтобы не орал. Сзади шел Ромин.
Это было так неожиданно, что я не успел отреагировать. Бежать поздно, парни и Леденец уже поравнялись со мной. Ромин шагнул ко мне, толкнул дальше и сказал в спину:
— Иди, мужик, это не твое дело. Работает народная дружина. Мы хулигана поймали, ведем его в участок.
Ну, раз так, я не стал возражать. Хорошо еще, что Ромин меня не узнал и хорошо, что я догадался преобразить свою внешность. Я прошел шагов десять и только после этого оглянулся.
Парни утащили Леденца в один из двориков под пятиэтажку справа, а Ромин уже куда-то подевался. Возможно, ушел от греха подальше. Я отскочил от дороги за покрытый снегом тополь и хотел проследить, куда парни потащат моего шпиона.