Фарцовщики. Как делались состояния. Исповедь людей «из тени»
Шрифт:
Зато молодежь, согласно полученной директиве, развлекалась вовсю. А то, что эта директива была воспринята несколько расширенно и в вольной трактовке… Так что тут поделаешь? Ведь на дворе лето, ты живешь в самой лучшей на свете стране, а к тебе в гости приехало столько народа. Как тут удержаться? Так что гуляли на полную катушку. Чтобы потом не возвращаться к этой теме, замечу, что «дружеские связи», завязавшиеся в то памятное лето, породили впоследствии немало трагедий на личной почве. Сколько было разбито сердец, сколько несчастных влюбленных разлучили – это ж не сосчитать! Куда там Шекспиру с его трагедиями. А дети? Первая волна разноцветных детей как раз и появилась в Москве после фестиваля 1957 года. Даже термин такой в столице появился – «дитя фестиваля», но не дразнили, нет. Может быть, идеологическое воспитание сдерживало?
«Понаехали тут…»
Однако
На фестивале был представлен весь соцлагерь – Польша, Чехия, Югославия, ГДР, Румыния, Болгария, ну и так, по мелочи. Между прочим, надо сказать, что молодежь в этих, казалось бы, сугубо социалистических странах значительно отличалась от советской. Польша, например, «вступила на дорогу к коммунизму» всего лишь после Великой Отечественной, и многие приехавшие молодые поляки еще помнили, как они и их родители жили при капитализме. Да и не только в этом дело – молодые представители соцлагерей еще не боялись государственной системы, так как население этих стран еще не успело хлебнуть социализма по полной программе – все еще было впереди. Так что даже молодые социалисты были свободные, раскованные в поведении парни и девушки, одетые хоть и не роскошно, но стильно.
Далее нужно упомянуть представителей стран, в которых коммунизм считался чем-то вроде юношеской формы протеста, своего рода андеграунда, которым молодежь увлекалась лишь для того, чтобы досадить своим респектабельным родителям. Это Франция, Италия, Испания, Португалия, Швеция и Финляндия. Молодежь из этого списка, помимо уже отмеченных раскованности сознания и не стиснутого рамками идеологии поведения, отличалась еще и отменным вкусом по части одежды, но сильно проигрывала по части новейших музыкальных течений и общих тенденций индустрии развлечений.
Зато по всем указанным позициям, безусловно, лидировала молодежь, приехавшая из Соединенных Штатов Америки. Представители этой страны, чудом попавшие на фестиваль, продемонстрировали ошеломленным советским юношам и девушкам не только девятое чудо света – джинсы, но и познакомили их с рок-н-роллом, повлияв этим величайшим изобретением человечества на неокрепшие умы советской молодежи. До хиппи, панков, металлистов было еще далеко, но и без этих колоритных примет западного образа жизни американцы подкупали внутренним убеждением, что их страна – самая передовая страна на свете, и все потому, что тон в ней задают люди молодые и прогрессивные.
Как это ни смешно, но идеологически советская молодежь больше всего соответствовала именно «штатникам». У молодых и не разбирающихся в тонкостях большой политики людей из этих стран нашлось до удивления много общего в сознании. Сказалась и психология жителя огромной страны (и СССР, и США занимали самое большое пространство на земном шаре), и шквальная пропаганда, обрушивающаяся на юные головы и на одном континенте, и на другом. И тем и другим с детства внушали: они родились и выросли в самой могущественной, справедливой и свободной стране равных возможностей. И «штатники» и «совки» – молодые люди этих двух стран – отличались той степенью внутренней беззаботности и беспечности, которая свойственна только молодежи тех стран, которые чувствовали за своей спиной колоссальную военную мощь, способную защитить при любых обстоятельствах.
Эта похожесть была бы умилительной и трогательной, если бы не одно различие, которое и подтолкнуло к последующей любви фарцовщиков именно к американскому образу жизни. При всей внешней и внутренней схожести «штатники» с разгромным счетом опережали «совков» по части внешнего вида и свободе самовыражения. Индивидуальность была у американцев фетишем, а забота о ее приобретении и сохранении возведена в десятую степень. Молодым советским гражданам наглядно объяснили: «быть как
Молодежь же всегда стремится выделиться из толпы – такое поведение свойственно юным личностям чуть ли не биологически. А как же иначе, ведь эта пора развития человека как раз и предназначена для самоопределения и осознания своей роли в обществе. Так что молодые советские люди, которым сказали, что индивидуальность – это самое лучшее, что они могут получить от этой жизни, тут же в этот постулат безоговорочно поверили. И понесли идею в массы, уже советские.
Все, что вы прочитали выше, улеглось впоследствии в идеологический фундамент явления «фарцовка». Именно на идее индивидуальности, возможности возвыситься над однородной массой соотечественников и выросло не одно поколение фарцовщиков в СССР. Но оставим пока в стороне идеологию, к тому же не идеологией единой существовал даже такой диссидентствующий тип, как фарцовщик образца 60-х годов. Самое время поинтересоваться: каким же образом после проведения Всемирного фестиваля молодежи на руках у его советских участников остались фирменные шмотки? А произошло все довольно банальным образом. Вне зависимости от того, из какой страны приехала в Москву молодежь – капиталистической, социалистической или развивающейся, все равно приехали в основном студенты. А что есть студент и чем он отличается от посетившего столицу СССР зажиточного любопытствующего туриста? Студент 60-х годов ХХ века в любой стране представлял собой существо беззаботное, не думающее о материальных ценностях, да к тому же не терпящее путешествовать с большим багажом. Поклажа только обременяла эту подвижную душу. Вот в этом-то легкомысленном отношении к собственности, в частности к сохранности своего скудного багажа, как раз и состояло отличие иностранных «фестивальцев» от стандартного туриста. Поэтому ничего нет удивительного, что в особо патетические моменты, когда общение с принимающей стороной доходило чуть ли не до братания, самым естественным порывом для зарубежных гостей был щедрый жест – буквально снять с себя рубашку или галстук и обменяться с «побратимом», но бывало и такое, что в стремлении сделать новообретенному другу приятное из чемоданов доставались даже новые вещи – чтобы отдать их замечательному человеку, с которым так приятно проводить время. Тем более, что при виде фирменной шмотки (стоящей ТАМ, понятное дело, не очень дорого) у советских молодых людей только что слюни на стандартные хлопковые «тенниски» не падали. В эти моменты высоких чувств о такой мелочи, как совпадение размеров, никто и не задумывался.
В результате получилось, что по окончании фестиваля у молодых советских людей осталось не только осознание необходимости выделиться из толпы, но и возможность сделать это за счет модных, стильных и по-настоящему нестандартно выглядящих вещей. Тут-то и обнаружилось несовпадение размеров. Куда как обидно, если потрясающей красоты ковбойская шляпа не налезает тебе на голову или сваливается до ушей. Какой уж тут стиль! В такой вещи если и удастся выделиться в толпе, то только за счет ехидных смешков окружающих. Скрепя сердце, вещи пришлось продавать по знакомым. Почему продавать? Ну, во-первых, глупо отдавать предмет вожделения задаром, во-вторых, «тлетворное влияние Запада», выразившееся в общении с молодежью из капстран, дало себя знать, а в-третьих, за проданную вещь можно было получить деньги, которые, в свою очередь, можно было истратить на другую, тоже импортную, но подходящую по размеру. Продавать импортные вещи неожиданно оказалось очень выгодно – люди платили неплохие деньги за возможность приобщиться к мировой моде. И не только женщины, между прочим.
Советские «бродвеи»
Ко всему прочему давало о себе знать и идеологическое наследие фестиваля. Сначала в Москве, а потом и в других крупных городах Союза появились специальные места, которые были предназначены как раз для того, чтобы нестандартно мыслящая (и одевающаяся) молодежь могла и себя показать, и на других посмотреть. Почти в каждом городе с этого самого момента был выбран и определен на период всего существования СССР свой собственный «бродвей» – проспект или широкая улица, по которой с утра до вечера фланировала разряженная молодежь, решая любые дела, которые не были связаны с учебой или работой. В Москве это была улица Горького, в Ленинграде – небольшой участок Невского проспекта от улицы Восстания до улицы Марата, причем «бродвеем» считалась только одна сторона проспекта – нечетная.