Фарфоровые куколки
Шрифт:
Официант принес три тарелки с горячей лапшой. Мы с Руби взяли в руки палочки и стали есть.
— Мама родила восьмерых детей за десять лет, — продолжила я, после того как официант ушел. — Она не оставила попыток родить восьмого сына, но после меня у нее были только выкидыши или же младенец рождался мертвым. У девушек жизнь не проста. Мальчики могут учиться в колледже, но про меня отец говорит: «Женщина без образования лучше образованной». — Ни Грейс, ни Руби, похоже, не узнали этого высказывания Конфуция. — А еще нам нельзя водить машину и показывать руки, и ноги тоже. Нам положено уметь только готовить, мыть, убирать, шить и вышивать…
— Тогда как ты собираешься танцевать? — спросила
— А брат как же? — присоединилась Руби. — Он не расскажет о тебе?
Мне пришлось хорошо подумать, прежде чем ответить. Сегодня я впервые солгала. Я должна сказать им правду, только не всю.
— Если отец узнает, то у меня будут серьезные неприятности, — наконец произнесла я. — Но Монро не станет меня закладывать, потому что он тоже хочет изменить свою жизнь. Сейчас он учится на инженера, но боится, что в конечном счете ему придется работать уборщиком или прислугой. Потому что именно это произошло с одним из наших старших братьев. Джексон был первым в нашей семье, кому удалось получить образование в колледже. Он закончил обучение два года назад, был одним из двадцати восьми американцев китайского происхождения, которые в тот год окончили Калифорнийский университет. Он стоматолог по профессии. А сейчас единственная работа, на которую он может рассчитывать, — это должность личного шофера у женщины, живущей в Пасифик-Хайтс.
Руби и Грейс обменялись взглядами. Университет? Инженер? Стоматолог? Я была готова поспорить, что даже та часть рассказа, где упоминался личный шофер, им тоже очень понравилась, вот только я не была с ними согласна.
— Отец много трудится и хорошо зарабатывает в Америке, но говорит, что она не стала нам настоящим домом и что не стоит жить там, где тебе не рады. Если кто-то из братьев расстраивается, когда кто-нибудь на улице обзывает его китаёзой, папа говорит: «Вот видишь? Я тебе говорил. Иди и посмотри в зеркало. Сразу увидишь, что ты не дома». — Руби открыла рот, явно собираясь что-то сказать, но я не обратила на это внимания. — Отец считает, что мои братья слишком прониклись американским образом жизни. Он говорит: «Вы можете считать себя американцами, но сами американцы никогда не примут вас за своих, хоть вы и родились здесь». А потом он начинает ругать сыновей за то, что они недостаточно китайцы, потому что родились в Америке. Мы все тут родились. — Похоже, меня понесло. — Но отцу нельзя перечить, — продолжила я, не в силах остановиться. — Это не принято. Он говорит, что хотел, чтобы мы с братьями говорили на хорошем китайском, чтобы потом могли достойно вернуться в Китай. Целыми месяцами он ездил по прачечным, в которые поставляет свои товары, и собирал там ветошь, вещи, которые не забрали из чистки, изношенную обувь, утварь…
— Мне тоже приходилось носить то, что не забирали клиенты, — вклинилась Грейс. — В младшей школе девочки стали меня дразнить, когда узнали на мне свои невостребованные вещи. А однажды они заметили у меня под сарафаном старую рубашку Фредди Томпсона…
— О, держу пари, за это они тебя с грязью смешали, — подхватила Руби.
— Да уж! Я пошла в раздевалку для девочек, сняла рубашку и попыталась отдать Фредди, но он бросил ее в лужу, сказав, что не желает даже касаться одежды, которую носила девчонка.
— Он так сказал? На самом деле он не хотел касаться того, что носила азиатка, — вставила проницательная Руби.
Грейс только кивнула в ответ.
— До конца перемены мальчишки бросались этой его рубашкой, дразнили меня, но еще больше они дразнили Фредди. Но уже в возрасте восьми лет он умел давать сдачи.
Грейс изо всех сил старалась поддержать разговор, и Руби ей в
— Я же сказала, мы не держим прачечной. И я никогда не носила чужих обносков. Мой отец упаковывал все невостребованные и старые вещи в большие коробки и отвозил родственникам в Китай.
— Зачем? — спросила Грейс. Она казалась неотесанной, как служанка, которую привезли прямо с рисовых полей в дом к землевладельцу: глупой, не понимающей что к чему, не знающей ничего о жизни настоящих людей. Но она была так добра ко мне, так искренна, что нравилась мне даже несмотря на деревенскую простоту.
— Чем больше ящиков мы им отвозили, тем богаче казались, — пояснила я. — Чем больше мы раздавали, тем важнее и значительнее становился отец. Однако подобное уважение легко как заслужить, так и потерять. — Я повернулась и заговорила, обращаясь прямо к Руби: — Мы прожили в Китае около полутора лет, и тут случилось нападение японцев. И тогда отец сказал, что нам будет лучше вернуться в Америку и жить здесь в бедности, чем остаться там и умереть. Президент Рузвельт говорит, что дела идут все лучше, но пока не очень заметно.
— Там, откуда я родом, тоже, — согласилась Грейс.
— И у нас тоже, — подхватила Руби, изогнув губы. — Это одна из причин, по которой мои родители решили переехать на Гавайи. Там дешевле жизнь и ближе к дому…
— Отец требует, чтобы мы все работали, — перебила я, и Руби вернулась к своей лапше. — Все мои братья и я участвуем в оплате образования Монро, но для таких девушек, как я, работы не так много. Отец говорит, что, как бы туго нам ни приходилось, он не позволит мне работать на швейной фабрике. Работа горничной или лифтерши в каком-нибудь универмаге на Юнион-сквер ему тоже не по нраву.
— Но у тебя уже есть хорошая работа! — выпалила Грейс.
Я вздохнула.
— Управляющий телефонной станцией — отцовский должник. Я работаю там уже полгода. Ненавижу это место и зарабатываю только пять долларов в неделю. А в «Запретном городе» смогу зарабатывать по двадцать.
— Так много? — хрипло переспросила Грейс.
Эта сумма, наверное, казалась ей фантастической. Руби присвистнула. Должно быть, и для нее эти деньги были немаленькими.
— Неужели никто из вас не спросил, сколько там можно будет заработать?
Когда обе девушки покачали головами, я сказала:
— Но это же самая важная информация!
Руби не обратила внимания на мое критическое замечание.
— А что будет, когда твой отец узнает, что ты танцуешь?
Я вздернула подбородок.
— Отцы любят указывать детям, что им делать. Что будет, когда он узнает? Мне будет сразу же сказано: «Ты кто такая? Пошла вон с глаз моих!» В китайской культуре нет даже слова, которым можно было бы назвать не оправдавших надежды и опозоривших родителей дочерей. Так заведено еще со времен…
Грейс откашлялась.
— А мой отец сказал, что в Америке я могу делать все, что мне будет угодно. Поэтому и заставил меня пойти на уроки танцев и пения с соседскими девочками. Он заставлял меня делать все то же, чем занимались они.
Мне захотелось спросить ее, почему она здесь, если у нее такой замечательный отец, но я не стала этого делать. Несмотря на ее мужество и хореографический талант, за пределами сцены она была не смелее забитой уличной бродяжки. В отличие от Руби, которая явно руководствовалась своими собственными правилами, не обращая внимания на других. С одной стороны, мне хотелось оказаться где угодно, лишь бы подальше от них, но с другой, несмотря на все наши явные различия, мне было совершенно ясно, что мы трое одиноки в этом мире, каждая по-своему. Казалось, в этот момент нас связали вместе невидимые нити.