Фарисейка. Агнец
Шрифт:
Он замолчал. Она надеялась, что он остановится. Но он заговорил вновь:
— Я не всегда понимаю причины своих поступков и почти ничего не делаю преднамеренно... Но в данном случае это было именно так. Ксавье видел в Ролане одну из тех невинных душ, чей ангел созерцает лик Господень. Так вот, я сделал вид, что считаю его нежность к мальчику... не смею тебе сказать... Я дал ему понять, что подозреваю его... Я преследовал его двусмысленными намеками. Помню, как на лице бедняги сперва
Ока на мгновение застыла, прижавшись губами к его шее.
— А я? А я? — сказала она. — Я до смерти ревновала его к Доминике. Как только я увидела Ксавье, мне захотелось любой ценой покорить его. Каждый мой взгляд, брошенный на него, был грешным... Впрочем, ты это знал, ты был моим сообщником. Я служила тебе приманкой, чтобы увлечь его, чтобы удержать его здесь...
Он зажал ей рот ладонью. Они долго молчали. Вдруг Жан сказал:
— Знаешь, что мне сейчас пришло в голову: наверно, он больше всего страдал оттого, что его появление в Ларжюзоне вызвало такой взрыв темных страстей, что он погубил всех, кого хотел спасти.
— Если только он не знал — а ведь он все всегда знал наперед, — что каждый из нас должен пройти этот путь, чтобы обрести душевный покой, именно этот путь, а не другой.
Жан протянул руку и зажег свет.
— Погляди на меня, Мишель, — сказал он. — Поглядим друг на друга. Как ты смеешь говорить, что мы обрели покой? Подумай, во что превратилась наша жизнь с тех пор, как его не стало!
Она села на кровати. Она вздохнула.
— Мы страдаем, но мы не опустошены, как прежде. Ты сам это признаешь. Он отдал тебе свою жизненную силу. Разве не так?
Жан помолчал, потом сказал шепотом:
— Да, это правда. Да, я никогда не страдал так, как сейчас, и все же я обрел душевный покой, хотя никогда прежде его не знал; в детстве скотина опекун бил меня смертным боем, а однажды я застал свою обожаемую мать...
На этот раз Мишель закрыла ему рот ладонью.
— Ты веришь в то, во что верил Ксавье? — спросила она.
Он не стал отрицать.
— Да, Мишель. Теперь я знаю, что в этом мире существует любовь. Но она распята, эта любовь, и мы вместе с нею.
VIII
Жан вошел в комнату Мишель. Она вязала у почти прогоревшего камина, укутавшись в шаль, — вот так, наверно, она будет выглядеть, когда состарится.
— Уже совсем
— Ну вот, — сказал он. — Чемоданы сложены. Сейчас придет машина.
Мишель не подняла головы. Она спросила:
— А он?
Жан сделал неопределенный жест рукой:
— По-моему, он останется.
Мишель опустила вязанье на колени и, сосредоточенно глядя на огонь, прошептала:
— Отпусти его. Он привез тебя, больше он ничего сделать не может.
— Если он останется, — мрачно сказал Мирбель, — то не ради нас. Если он останется...
— То ради Ролана?.. Ты думаешь?
— Зачем ты меня об этом спрашиваешь, если сама знаешь?
Она не ответила и снова взялась за вязание. Оба долго молчали.
— Если бы еще это был симпатичный мальчишка, ведь столько детей, которых так и хочется расцеловать!.. Мирбель пожал плечами.
— Даже эти милые дети в конце концов всегда оборачиваются ревущими обезьянами...
— Да, может, ты и прав, — вздохнула Мишель. — Чужие дети...
Он вскочил, опрокинув стул, и подошел к темному окну.
— Вот и машина, — сказал он. Мотор работал с перебоями. Они услышали, как Доминика крикнула из окна шоферу, чтобы он поднялся за вещами.
— Выйдем?
Мишель встала; Жан был в нерешительности: идти или нет? «Мы ведь такого друг другу наговорили...» И тут до них донесся из прихожей душераздирающий вой смертельно раненного зверя.
— Это Ролан! Ну что за ребенок!
Мирбель побежал вниз, но остановился на повороте лестницы и перегнулся через перила. Мальчик обхватил обеими руками ноги Доминики, прижался к ней.
— Хочу уехать с вами, возьмите меня с собой! — Он лягал Ксавье, пытавшегося его оттащить. Бригитта Пиан, уже сидевшая в машине, не обращала ни малейшего внимания на эту сцену. А когда Ксавье в который раз повторил: «Но я же остаюсь», — мальчик вдруг заорал в приступе бешенства:
— Вы! На кой вы мне сдались!
Он оторвался от Доминики, повернул к Ксавье свое искаженное ненавистью личико:
— Плевать я хотел на вас!
— Я тебе напишу, — сказала Доминика. — Я не потеряю тебя из виду. Я буду следить за тобой издалека.
— Издалека... Издалека!.. — застонал Ролан и снова вцепился в ее подол.
В этот момент в прихожей появился Жан де Мирбель. Он не спеша направился к мальчику; увидев его, Ролан отпустил Доминику и замер. Взъерошенный, безмолвный, он походил на зачарованную змеей птицу.
Мирбель сказал Доминике:
— Садитесь скорей в машину, я удержу его взглядом.
Она повернулась к Ксавье:
— Вы позаботитесь о нем?
Ксавье улыбнулся. Доминика наклонилась к Ролану, торопливо чмокнула его и села в такси. Когда машина тронулась, мальчик, очнувшись от оцепенения, закричал и бросился по ступенькам вниз. Мирбель схватил Ролана за шиворот и, зажав под мышкой его содрогающееся тельце, пересек столовую, пихнул мальчика в библиотеку и запер дверь на ключ. Ключ он положил в карман.