Фартовые ребята
Шрифт:
В общем, понимая умом, что девчонка ее возраста может в принципе считать несчастьем, Юлька не понимала душой, с чего можно впасть в такую прострацию. Тем более что Анюта не выглядела как жертва изнасилования, удар по лицу, который она получила от Маркела, заметного следа не оставил. А спросить напрямую, что стряслось, Юлька отчего-то стеснялась. Наверно, потому, что ей вдруг пришло в голову, что если Анюта останется с ними надолго, то любвеобильный Ерема и на нее губищи раскатает. Если ему в дополнение к молоденькой (Юльке) для контраста понадобилась пожилая (таковой Юлька считала 36-летнюю Райку) — это хрен с ним. Но если еще одна молодая, это будет уже не контраст, а конкуренция. На фиг, на фиг!
Когда
— Юля, ты можешь подойти к зеркалу?
— Могу… — несказанно удивилась сибирячка. — А зачем?
— Нам надо вместе с тобой в зеркало поглядеть.
— Чего глядеть-то? — пожала плечами Юлька.
— Тебе никогда не казалось, будто мы с тобой похожи?
Юлька мигом припомнила давешний сон и удивилась: надо же, в руку выходит!
— Казалось, — кивнула Юлька заинтересованно, — может, один папа делал, а?
— Нет, — серьезно сказала Анюта. — У нас общий дедушка. Это я теперь точно знаю. Мне и бабуля твоя это подтвердила.
— Да-а? — с интересом воскликнула Юлька. — Значит, я в натуре генеральская внучка? Они чего, на фронте трахнулись?
— Там все сложно, — поморщилась Анюта. — Моему деду было тринадцать, а твоей бабушке — двадцать шесть. Ровно вдвое старше…
— Ах ты ж, бабка Дуська! — озорно ухмыльнулась Юлька. — Пацаненка совратила!
— Чего ты так смеешься? — строго сказала Анюта. — Между прочим, тебе из-за этого с отцом сильно не повезло. Не сумела его твоя бабушка как следует воспитать. А мой дед об этом своем сыне узнал только незадолго до смерти.
— Так он помер у нас, да? — вздохнула Юлька не очень искренне. — Отчего?
— От инфаркта, — ответила Анюта.
— Ты из-за этого вся расстроенная такая?
— Нет, не из-за этого. Он еще зимой умер, под Новый год, 27 декабря.
— А как же ты про все это узнала? Зимой-то вроде, на острове, ты еще ничего не знала?
— Ну, понимаешь, я ж тогда только-только прочитала дедушкину повесть, а кто ты и откуда — не знала. А в повести написано было, что твоя баба Дуся в Новосибирске живет. Ну и адрес нашелся у деда в бумагах. Я взяла да и съездила к вам в Новосибирск. Слетала на военном борту, отец пристроил… Оказалось, что твоя бабуля в доме престарелых, мать с отцом не просыхают… Дед, конечно, писал, что старший сын у него непутевый, но такого я не ожидала. Они уж не люди, по-моему.
— Мне-то чего рассказываешь? — поморщилась Юлька. — Уж я-то знаю, какие они. Значит, ты в доме престарелых побывала?
— Ага. Бабулька у тебя такая хорошая! И память у нее — прекрасная! Конечно, рассказала все-все, прямо как на исповеди. Поплакала, когда узнала, что дедушка умер. Фотографии ваши семейные показала. Ну, вот тут я тебя и увидела.
— Бабке-то ничего не рассказала?
— Наврала ей, что ты в Москве живешь и в институте учишься.
— Фиг она тебе поверила, конечно, — вздохнула Юлька. — С моей тупой башкой только в Заборостроительный могут взять.
— Если и не поверила, то мне ничего не сказала. Я ей, конечно, не стала говорить, что на острове с тобой виделась и вообще, про все, что там, на озере, творилось. Но о том, что побывала, рассказала… Типа того, что просто пришла, посмотрела и ушла. Тогда она мне тоже рассказала, что году так в сорок восьмом или пятидесятом еще раз на этом острове побывала. Они ведь там, на острове, захватили какую-то важную эсэсовку… Помнишь?
— Ты мне так говоришь, будто я все знаю. Мне-то ведь баба Дуся ничегошеньки не рассказывала!
— Она боялась, наверно. Потому что их, после того как они с острова улетели, НКВД подозревало в предательстве. Могли бы и расстрелять даже, но потом почему-то отстали…
И Анюта
— Так вот, — вернулась Анюта к тому, с чего начинала, — про те красные папки, о которых Ханнелора рассказала дедушке, твоя бабушка ничего не знала. Но она помнила, что там, в бункере, остались альбомы Ханнелоры.
— Эти самые, с порнушкой? — хихикнула Юлька.
— Ну да. Только ее не порнушка волновала, а то, что эти альбомы найдет МГБ и опять начнет все ворошить. Оставила твоего отца под присмотром какой-то подружки и поехала во время отпуска в здешние места. Дело было летом, она еще была молодая, крепкая, переплыла на остров вплавь. Как на минах не подорвалась — сама не знает. Но нашла люк и в бункер пролезла. Там еще все было на месте, туда до нее с 1943 года никто не добирался. Потому что на мины никто соваться не хотел, а разминировать некому было, саперы тогда в основном поля и дороги расчищали. И она эти самые альбомы нашла. Хотела сразу там же и сжечь, но не получилось. Спички-то, когда она озеро переплывала и кошелку с одеждой над головой держала, из жакета выпали. Жакет сверху лежал, а кармашек был без клапана. Накренила сумку, вот они и выпали. Потом думала утопить, но испугалась — вдруг не сразу утонут и уплывут в Снороть, а там их кто-то выловит и в МГБ отнесет. В общем, она запихала эти альбомы в кошелку и переплыла обратно. Так и не придумала, куда их девать. И зарыть побоялась тоже. Спички нашла только в Лузино, на станции, а там народу много — начнешь жечь, так еще и в поджоге и вредительстве обвинят, безо всяких альбомов. В общем, привезла она их к вам в Новосибирск.
— А там-то почему не сожгла?
— Ну, это, знаешь ли, женская психология. Она ведь была очень несчастна в личной жизни. Мужчин после войны не хватало, а матерей-одиночек было сверх головы. Так она замуж и не вышла. Да и времени на романы не было. Надо было работать, твоего отца растить, а он, сама знаешь, какой получился. Так вот, когда ее совсем тоска заедала, она эти альбомы вынимала и вспоминала дедушку Юру… Потому что из-за этих альбомов у них все и случилось.
— Да-а… — пробормотала Юлька. — А я их и не видела никогда.
— И отец твой тоже не видел. Она их в стенном шкафу прятала. Ну а потом ей, как ветерану, дали однокомнатную квартиру, она от вас уехала. И уже туда, кстати сказать, наш дедушка приехал. Он тогда свою повесть писал. Она ему отдала и альбомы, и фотографию, которую у немецкого летчика в кармане нашла. Он все подписи к снимкам прямо по-немецки с них переписал себе в повесть.
— Так выходит, эти альбомы теперь у вас?
— Были у нас… — поморщилась Анюта. — Дело в том, что дедушка писал повесть в основном на даче и увез альбомы туда же. И тоже, как твоя бабушка, никому их не показывал. Да и повесть мы смогли прочесть только после его смерти. А когда у деда был третий инфаркт и он лежал в реанимации, нам сказали, что вылечить его могут только в Германии, но на это нужно… Я даже не помню сколько тысяч долларов. А у папы два месяца на работе зарплату не платили. Вот он и решил продать дачу. Она не очень дорогая, но там участок большой — сорок соток. Вещи мы, конечно, вывезли, а вот альбомы, которые дедушка прятал на чердаке среди всякого хлама, оставили…