Фартовые
Шрифт:
Следом за Дядей, в темноту, нырнула собака.
Странно, она не лаяла. Она бежала молча, преследуя воров по пятам.
В нее пару раз пальнули. Но судя по всему не задели пса. А, может, он умел молча сносить боль?
Дядя в ужасе оглянулся. Пес выбрал своей жертвой именно его. Короткая шерсть отливала рыжиной, даже в ночи видны приплюснутый черный нос, короткие жесткие уши, большие черные глаза. Громадная, почти квадратная морда пса с отвисшими булями была страшной. Он не бежал. Отталкиваясь сильными задними лапами,
Он точно повторял каждый поворот и зигзаг бегущего Дяди и не отвлекался на других кентов.
Дяде не раз доводилось уходить от погони. Но в ней были овчарки. Здесь же — боксер. О них пахан был наслышан. Видеть воочию довелось впервые.
Пахан вытащил наган, выстрелил в пса почти в упор. И… О ужас, собака, будто почуяв, чуть отклонилась, избежав пули. Сделав рывок, выбила наган, сдавила запястье громадными клыками и сомкнула пасть.
Дядя прокусил губу. Подоспевший кент замахнулся одетым на кулак громадным кастетом, но собака почувствовала, вцепилась ему в живот, рванула сильно и резко.
Дядя вскочил, достал здоровой рукой нож. Пес сбил его с ног, встал над горлом, — ощерив зубы, рыча в лицо.
Пахан оказался вдавленным в асфальт. Пес давно вырвал нож, караулил каждое движение и дыхание фартового.
— Бобик, век свободы не видать, кусок отвалю, не мори, — взмолился пахан, забывая, что имеет дело не с человеком.
Казалось, пес подстерегал даже дыхание.
С час продержала его собака припечатанным к асфальту. Потом, будто поняв, что хозяин не придет на помощь, помочилась на пахана и стремглав бросилась домой.
Там уже стояла милицейская машина у крыльца. Из дома вынесли закрытые простынями трупы Кабана и тех двух фартовых, которых хозяин уложил из двустволки наповал.
На столе лежали два нагана, финские ножи, уже не нужные мертвым.
Двоих законников хозяин держал под ружьем до приезда милиции. Их вывели в наручниках, когда собака вернулась домой.
Увидев кровь на ее морде, хозяин-кореец сказал уверенно:
— Свяжитесь с больницами. Кто попадет с собачьими укусами, тот сегодня был у меня.
— Знаем, знаем, — согласились оперативники.
— Вы не отмахивайтесь от меня. Укусы этой собаки долго не заживают сами по себе. А значит, те, кому удалось уйти, не смогут долго встать на ноги самостоятельно.
— Потому вы и не пустили на квартиру наших ребят, что больше полагались на свою собаку? — спросил милицейский офицер.
— Конечно, Этот пес у меня уже два года живет. Скоро привезут ему боксершу из Хабаровска. Весь наш район собак
этой породы держать станет. Пусть попробуют сунуться ко мне уркаганы. Видите, как мой пес поработал? Я теперь двери открытыми могу держать. И ни один вор города ко мне не сунется больше. А ваши ребята что могли бы сделать с целой бандой? Поубивали бы нас тут всех.
Вызванный на место происшествия Яровой оглядел сейф под
Оперативники решили увезти живых и мертвых фартовых — всех в одном воронке. Но уцелевшие уперлись поначалу:
— Не поедем со жмурами. Вначале нас, потом их.
Оперативники долго не уговаривали. Закрыв в кузовке всех разом, на большой скорости поехали в тюрьму.
Мертвые не сбегут. Их потом можно в морг отвезти.
Корейский район уже прочесывался второй группой оперативников, поднятых по сигналу тревоги.
Кто-то из воров, порванных собакой, не мог уйти далеко. И милиция, осветив прожекторами машин каждый двор, тщательно проверяла все улочки и закоулки.
Вот, что это? Человек в кювете. Из живота кишки вывалились. А на виске — огнестрельная рана, входное отверстие окаймлено пороховым нагаром. В упор был выстрел.
Понятно. Чтоб не кричал, не мучился перед смертью, свои кончину облегчили. Но кто он? Может, и есть тот самый Дядя? Но на фото пахан — мужик пожилой. А этому не больше сорок а на вид. Возможно, он не единственный на счету боксера? — придирчиво осматривают район оперативники.
Но нет, никого больше найти не удалось. И погрузив мертвого в машину, увезли в морг. Судебно-медицинская экспертиза— обязательна, даже в случаях абсолютно, казалось бы, ясных…
Дядя торопился выбраться из города, пока не стало светать. Но услышав звук милицейской сирены, вскочил в уборную, что во дворе дома стояла, раззявив двери. Закрывшись, ждал, когда милиция проедет.
А оперативники почти два часа стояли именно около этого дома. Их прожектора просвечивали уборную насквозь.
Дядя стоял, прижавшись к стене. Даже пожелай он застрелиться и то не смог бы. Правая рука была прокушена и горела от боли.
Пахану казалось, что прошла вечность, покуда милиция убралась отсюда.
На хазу он добрался уже утром. Фартовые успели помянуть его. Увидев живым, немало удивились:
— Ну и пофартило тебе от зверюги слинять. Неужель пришил его?
— Сам смотался. Обоссал напоследок, как падлу. А тут — мусора пристопорили, шмонали район. Думал, копыта откину, покуда уйдут. Все бы хрен с ним, Левшу пришил, пес ему брюхо вспорол, кент базлать начал. Маслиной заглушил, — вздохнул Дядя.
Неделю отпаривал пахану руку услужливый сявка.
Ночами от боли не мог уснуть пахан. Все мерещилась ему недавняя погоня. Виделось, что мчится он по шаткому мосту, а пес уже нагоняет, его дыхание все отчетливее слышно. Дядя оглядывается, хочет выстрелить в квадратную собачью морду, но диво, у нее на плечах голова Ярового. Следователь на собачьих ногах нагоняет и говорит, ощерясь:
«Попался, падла! Теперь хана тебе. Замокрю, как фрайера. И ни один хрен не узнает, как ты копытами накрылся.»