Фартовые
Шрифт:
Пана по зонам. Он жмур. Я его… Он в один день с Федькой отошел.
Берендей в секунды не узнал Дядю. Тот посерел с лица. Глаза потухли. Фартовый не мог поверить. Он закрыл лицо руками, шатаясь, словно пьяный, пошел к могиле.
— Да куда же ты? Вернись! — схватил его за плечо Берендей.
— Проиграли… Девятая… Случайность… Белое Эхо, — все это крутилось в мозгу колесом.
Анна… Он столько лет искал виновника ее смерти. Нашел. И замокрить не может. Опять опоздал. На годы, на целую жизнь…
Берендей
Судьба убедила Берендея: чем туже, тяжелее мошна, тем холоднее и сиротливее в сердце.
С пороками надо расставаться сразу. Признав их, — вырвать, как болячку. И не оглядываться, не вспоминать. Коль чувствуешь себя человеком — начать все заново, как ходить — с первых шагов. Пусть косолапя, вспотычку, шатаясь, но самостоятельно, осознанно жить заново. Не всяк на то способен. Ведь зачерствелое избитое сердце больнее болит от каждого ушиба.
Берендею тоже пришлось это пройти и пережить.
— Андрюша! Андрейка! — послышался голос с берега. Берендей, вздрогнув, бросился к тропе, что вела к морю.
Дядя впервые узнал человечье имя Берендея.
Фартовый глянул вниз. Бывший пахан Южного Сахалина, увешанный мешками и сумками, как мул, поднимался к дому. Вверх по тропинке почти бегом, как мальчишка. Мыслимо ли такое? В лодке люди копошились, разгружали ее. Берендей в минуты заносил все к дому. И все смеялись, легко, на одном дыхании.
Дяде не верилось. Может, это сон? Но Заброшенки и по бухой никому не приснились бы.
— Эй, Дядя, чего лупишься? Давай сюда! Помоги солярку поднять наверх! — позвал Берендей.
Дядя онемел. Его, фартового, зовут вкалывать, как простого работягу. Он отвернулся, словно не слышал. А вскоре увидел, как Берендей катит бочку наверх. Один. Толкает впереди себя. И Дядя не выдержал. Бросился бегом на помощь. Раскорячась, стал рядом, плечо в плечо, как когда-то в зоне. И пошла бокастая вверх веселее. Крутясь и скрипя, подминая кусты и траву. Вгрызаясь в ладони ржавчиной и запахом железа.
Вкатив, поставили у порога и, не сговариваясь, помчались вниз. Носили мешки с мукой, сахаром, солью. Чай и сигареты в ящиках мелькали по тропинке. Спин не видно. Лишь головы да ноги.
Через час лодка была пуста от груза и только тут двое мужиков и молодая женщина приметили Дядю.
— О! Да у тебя гость, Андрей! Чего же не хвалишься?
— Это мой родственник, — коротко ответил Берендей и подал руку женщине, помог ей сойти на берег. Та, упрятав косу под платок, чмокнула Берендея в щеку.
«О! И тут клевые водятся», — подумал Дядя. И глянув на сильные ноги, тонкую талию, высокую грудь, отметил,
— Устал?
— Да что ты, — не признался Берендей. И сказал Дяде — Моя жена. Лена. Аленка моя!
У фартового икота началась. Берендей рассмеялся. И открыл дверь перед входящим. Указав на табуретку в просторной прихожей, предложил присесть.
Дядя оторопело оглядел сверкающую чистотой прихожую. Откуда-то из дальней комнаты вышла старушка. Круглая, улыбчивая, предложила поесть.
— А она кто тебе? — не сдержался Дядя.
— Наша мать. Теща моя, — будто хвалился Берендей.
— Завяз, кент, — посочувствовал Дядя.
— И слава Богу, — ответил тот, улыбаясь — Накрой нам во дворе, — обратился к старушке тепло.
А вскоре пригласил Дядю к столу. Тот ел торопливо, жадно. Слушал Берендея:
— Я тоже не раз хотел отсюда слинять. Когда на поселении был. А все срывалось. Словно сама судьба не выпускала из Заброшенок. Может и смылся б, если б не те трос, что из тюряги слиняли. С ними и был Белое Эхо, — помрачнел Берендей.
— Странная кликуха. Век такой не слыхал, — признался Дядя.
— Мне тогда тоже многое показалось необычным. Перед его смертью услышал я стон, странным, страшным он показался мне тогда. Волосы дыбом от него вставали. Оказалось, из отработанной шахты газ наружу выходил. Ну, а грунт был мерзлый. Вот и казалось, что стонет кто-то. Если б не Аленка, а она у меня почвовед, так бы и сдох в дураках. Считал, что и меня смерть окликает. А Ленка приехала вместе с геологами и развеяла в дым все мои суеверия. В шахту привела, показала
выходы газа. И растормошила, жить заставила заново, — рассказывал Берендей.
— Отчего ж ты от фарта отступил? Иль жирно дышишь? — не выдержал Дядя.
— Андрюша, Федя к тебе просится, — выглянула из дверей Лена.
— Принеси, — просветлел лицом Берендей.
Женщина принесла на руках светлоголового серьезного мальчугана. Тот улыбнулся сдержанно Берендею и, устроившись у него на руках, внимательно разглядывал Дядю.
— Вот и все мое семейство в сборе. Видишь, сын у меня. Мой. Кровный. Он и удержал от вас. От самого себя. К жизни привязал накрепко. Мне без него никак нельзя. Да и ему я дорог…
— Баба знает о тебе? — полюбопытствовал Дядя.
— Все знает. И все ж решилась. Вышла за меня, непутевого. Даже сына подарила.
— А мы тебя жалели, ждали, — признался фартовый.
— Лена! Возьми Федю, — передал засыпающего малыша Берендей. И, встав из-за стола, начал складывать в поленницу груду дров. — Я этот пятистен своими руками строил. Не знаю, сколько проживу, но будет для сына.
— Не припоздал ли ты с ним? — усмехался Дядя.