Фартовые
Шрифт:
Дамочка дрожал всей душой. Он боялся этого мужика не только в зоне, но и здесь, в своем доме. Он и сейчас не знал, что ждать от него.
— Ну что ж, требуй-требуй на свою голову. Коль меня «на понял» хочешь взять. Тряхнул, как липку. Гляди, чтоб не встало у тебя в горле комом то, что забрал, — уже замышлял Колька свою месть.
— Знай, я не один в бегах. Заложишь меня — сам жмуром станешь. Понял? — предупредил бугор Кольку.
«Ишь, гад, все предусмотрел», — ругал хозяин гостя распоследними
— Да где ж мне их взять? — вырвалось у Дамочки отчаянное.
— Ты слезу не дави. Я не мама родная! Смотри. Неделя у тебя. Ни часом больше! — предупредил бугор и тихо исчез из дома.
Долг… Колька сидел оглушенный. Он остался без копейки денег. И самое страшное, что бугор забрал не его деньги, а весь общак «малины», заработок чувих. За такое, узнай фартовые, в клочья разнесут. Чувихи и тем более не пощадят. Как им скажешь, что общак у него отняли? А тут — еще столько же отдать. Да где их взять? Ведь дать хотел лишь свою часть из общака. А он, падла, все схватил. Сам вор, понимать бы должен. Да только кто захочет поверить должнику?
— Ох, горе-горе! «Малина» узнает — не простит. Бугру не верни — убьет. Даже смыться некуда. Хоть в бега — в тайгу от всех кентов. Но и там сыщут, гниды проклятые. За деньгу, всяк за свою, душу вынут, — пригорюнился Дамочка.
И вдруг едва шевелившаяся где-то в подсознании злая мыслишка заполнила всю голову. А что если испробовать? Никто и не узнает. Да и другого выхода нет… Дамочка решил дождаться вечера.
Когда затемно к Кольке на Сезонку пришли фартовые, он предупредил их, что милиция ищет сбежавшего из зоны зэка. Заходили, мол, и ко мне. Мы с ним в одном бараке… кентовались…
Никто, кроме подозрительного ко всем Привидения, не слушал Дамочку. Ну что путевого может сказать щипач? И только Привидение спросил через плечо:
— А ты кеита предупредил о мусорах?
— Сказал. Да только ему податься все равно покуда некуда. Да и терять-то что!
— Терять всем нам жалко одно — свободу! Пока на воле— жив, — сказал Привидение.
— Он у меня тут недолго был, — понял Дамочка, что слушают его уже внимательнее.
— А чего он не остался в Южном, зачем сюда прикатил? Ведь Вахрушев от Охи неблизко. Чего ему тут надо? Иль должен ты остался кенту? — спросил Привидение.
— Не ко мне, к Филину он приехал. С ним они кентовались давно. Да вот как узнал, что тот убит фартовыми, сказал, что изыщет за него со всех. И с тех, кто пришил, и с тех, кто не усмотрел, а значит, и подставил.
— Да это туфта! Филин сам по себе жил.
— Ан нет. Этот сказал, что у Филина с ним был один общак. Каким каждый пользовался на воле. А не стало Филина, исчез и общак. Он сказал, что имеет кой-кого на подозрении. Я и спросил, кого же? Ответил так: мол, либо сам пришью, либо «малины» узнают
Привидение, услышав это, встал.
— Где та падла, что мне грозит?
— Через неделю обещал наведаться.
— А почему опять к тебе?
— Сам не знаю. Сказал мне, чтоб я при всех фартовых передал то, что от него слышал. Я и сказал, — преданно смотрел Колька в глаза Привидению.
— Что ж так долго? — не понял главарь.
— Видать, должнику дал время на размышление.
Привидение — словно на горячих углях сидел. Пожалел, что
проговорился сгоряча. Да, по его слову был убит Филин. Бакланами— так презрительно называли воры хулиганье, что — как накипь на чистой воде — всплывало в партиях сезонных рабочих, приезжавших ежегодно в Оху на нефтяные промыслы. Много денег тогда заплатил Привидение, чтобы убрали с его дороги Филина, опасного конкурента в соперничестве за власть над ворами.
Даже Фея, вошедшая в комнату к фартовым, не отвлекла сразу Привидение от тяжелых раздумий, скомкавших его лоб в сплошные морщины. Вернулась на материк та свора хулиганов. Но, может, проболтался кто-нибудь из них и вот — пришел мститель? На побег пошел, чтоб с ним, с Привидением, разборку утворить…
Дамочка понял, что брехнув на пугу про общак Филина, попал в очко. Привидение, что было с ним крайне редко, проговорился сам. И Колька решил додавить его.
— Теперь неподходящее время нам с этим мокрушником связываться. Главное — Кляпа надо прикнокать. Тогда у всех навар жирней станет. Вот и пришлось мне, за должника этого, наш общак вложить. Но и он — лишь половина того, что было у Филина. Потому сам я нынче, и кенты, и бабы — без общака остались, — смотрел Дамочка на Привидение, а тот — на Фею.
Услышав последние слова, сказал небрежно:
— Верну тебе твое. А с тем фрайером сам рассчитаюсь до конца…
Кольке того и надо было. Он быстро повеселел. Пил в этот вечер так много, что даже «малина» удивлялась.
— С чего бы так?
Фея сидела на коленях у Привидения, гладила его лицо, прижималась щекой к его щеке.
— Закадрила ты меня! — ощеривал главарь желтые зубы. И, сдавливая чувишку в объятиях, пожалел: — Эх, попалась бы ты мне лет двадцать назад!
— Тогда меня и на свете не было.
— А жаль! Уж я б тебе показал, как может любить фартовый!
— Ну так покажи! — увела она его в соседнюю камору.
Вернувшись, Привидение сказал Дамочке:
— Твоему паршивому кенту остановиться негде, кроме как в подвале какого-то из домов на Фебралитке. Я его там накрою нынче же.
Дамочка, прикинув что-то свое, вобрал голову в плечи. А фартовые и не приметили этого. Когда за окном стихли голоса, они один за другим покинули Сезонку.