Фартовые
Шрифт:
— Сгинь, курва! — грозит ей Берендей. Но та, коротко вякнув, приготовилась к прыжку.
Берендей, чуть отдышавшись, опять петляет между кустов и деревьев. Рысь — за ним, не скрываясь и не прячась.
Фартового бил озноб: так вплотную к смерти он давно не был. Да и помереть так паскудно не хотелось. Уж не обидно было бы встретить кончину в драке, в деле. Стало жутко, что мерзкая тварь вспорет его горло или живот, выпьет всю кроль н даже не икнется ей, что сгубила не просто фартового, а главаря
— Мяу, — неслось сверху.
— Говна тебе, а не мяса! — отскочил фартовый от ели. И помчался к виднеющимся палаткам. Пусть охрана, пусть там работяги, а не фартовые, но это жизнь. Неволя кончится. Сдыхать па свободе здесь, в тайге, было обидно.
— Мяу! — кричит рысь вслед Берендею, летевшему к палаткам быстрее ветра.
— Вы где были? — остановил его охранник. Тот, который еще днем поздравлял с уловом.
— По нужде ходил.
— А почему я вас не видел?
— Я ж не с палатки, в палатку иду.
— И то верно, — согласился охранник и уселся под елкой караулить ночь в тайге.
Берендей подвинул спящего Харю, лег на охапку травы. Ноги, руки дрожали. Он хотел уснуть, но сон не шел. Наверное, нервы сдали вконец. Вот и теперь слышится этот короткий рысиный крик. Но нет, брезент палатки — надежная защита. Не сунется она сюда. «Это просто мерещится, кажется», — успокаивал себя Берендей. И уговаривал усталое тело: «Спи, до рассвета совсем немного осталось. Надо отдохнуть».
Но до слуха доносился навязчивый, как милицейский свист, голос рыси.
«А вдруг? В охране тот, какой и стрелять-то, может, толком не умеет. А рысь, коль беременна, страха не имеет. Ей равно кого сожрать, хоть фартового, хоть автоматчика. Это ж я ее на хвосте приволок, — встал Берендей. Но тут же лег. «Нет, почудилось. А коль и сожрет, одним фрайером станет меньше».
Но через пяток минут словно кто-то вытолкнул из палатки. Над уснувшим охранником, по-детски беспечно раскинувшимся на траве, приготовилась к прыжку рысь. Берендей вмиг оказался у висевшего на еловом сучке автомата.
Выстрел и рысиный последний крик сплелись воедино.
Охранник вскочил, побелев от страха. У зэка его оружие! Двое других и все зэки выскочили из палаток.
— Что случилось? Кто стрелял?
Берендей сунул автомат в руки охранника и, глянув на мужиков исподлобья, пошел в палатку. Через минуту он спал мертвецки. И только охранник, трясущийся осиновым листом, все еще разглядывал убитую рысь. А когда рассвело и к палаткам подъехала машина, груженная бочками, охранник рассказал о случившемся приехавшему заместителю начальника лагеря.
Тот постоял около спящего Берендея. Будить не стал. А уезжая, сказал:
— Удивительно! Профессиональный вор, а к солдату сердце поимел. Вот и пойми
Берендей проспал почти до обеда. Охранники не велели мужикам будить фартового. И тот, кого уберег от рыси Берендей, помогал зэкам носить рыбу из реки на доски, где пятеро мужиков разделывали кету под посол, закладывали в бочки.
Ястыки с икрой ложили отдельно. Ее будут засаливать для администрации и вольнонаемных. Зэкам — не положено. Только здесь, на промысле, запрет на икру не действует. Вот и готовят на ужин зэки, всяк сам по себе, икру-пятиминутку. Ее нельзя хранить. Испортится. Обработал, посолил — и тут же съел. Но это вечером. А сейчас — работа.
Берендей, проснувшись, даже забыл о рыси. Побежал к реке, виновато икая.
— Что ж не разбудил? — укорил Харю.
— Не велели, — кивнул тот на охранников.
— Иди, обед готовь. Мы тут сами управимся, — буркнул Берендей.
— Те двое, из охраны, жрать будут готовить на всех. Они сами предложили. Так что пусть управляются. Третьим лишним не хочу быть.
Берендей вытаскивал из реки по три, четыре кетины. Бегом носил их на разделку: ему впервые было неловко перед работягами за опоздание на работу.
— Смотрите, мужики, смотрите, — заикаясь, показывал на реку дед Силантий.
Все невольно оглянулись. На противоположный берег реки, не боясь белого дня и людей, вышла медвежья семья. Медведи подошли к воде, оказавшись всего в десятке метров от людей.
— Мамочка, — прохрипел перепуганный насмерть Хорек и обмочил штаны.
Мужики, оказавшиеся в реке почти нос к носу с медведями, н ужасе побежали к палаткам.
— Стойте! Не тронут они никого, — останавливал их Берендей. Но страх оказался сильнее уговоров. В секунды на берегу не осталось никого, кроме Берендея.
Медведи и впрямь вскоре ушли: поняв, что прежнее их место рыбалки занято, пошли искать другое.
Берендей знал, что эта семья, спугнутая людьми, уже никогда сюда не вернется. А потому фартовый спокойно продолжал косить из реки рыбу.
Вернувшиеся мужики работали молча, искоса поглядывая на реку: не объявится ли там снова какая-нибудь зверюга?
Охранник, изредка поглядывая на Берендея, краснел до макушки.
Харя виновато, бочком протиснувшись, встал рядом с фартовым, начал разделывать рыбу.
— И как же это ты, Берендейка, таежной жизни не боишься? То рысь прибил, то медведя не забоялся. Ты что, заговоренный? — спросил дед Силантий.
— Конечно, вся малина заговаривала. Вот если б от легавых их заговоры помогли, совсем бы клево дышалось.