Фата-Моргана 8 (Фантастические рассказы и повести)
Шрифт:
Элизабет вскрикнула, Хеттл растерялся. До сих пор ему казалось, что Ведман просто выполняет приказы.
— Зачем ты это сделал? — спросил он. — Это было лишнее.
— По-моему, все и так ясно. Лучше, чтобы Тоулер был здесь, где мы можем держать его под контролем. Мы не знаем, на чьей он стороне — ты же видел, что он следил за нами. Вероятно, продался Хаву. Чем меньше риска, тем лучше. Помоги мне, быстрее! Элизабет, стой на месте, с Тоулером ничего не случится.
Хеттл и Ведман затащили Тоулера на ближайшее кресло. Удар оглушил его, и он не сопротивлялся.
— Пристегни его сюда, — сказал
Они сунули руки и ноги мужчины в зажимы на кресле, затем Ведман с насмешливой улыбкой надел Тоулеру наушники.
— Тебе будет здесь удобно, — прошептал он, потом огляделся.
Около самого выхода находился пульт управления. Ведман энергично подошел к нему и принялся манипулировать переключателями. Когда он нажал кнопку, свет погас. Он снова включил его и продолжал нажимать кнопки. Дверь плотно закрылась.
— Хорошо, теперь нам не будут мешать, — угрюмо заметил он, возвращаясь к Хеттлу и девушке.
— Я улажу все с Элизабет, — тихо сказал Хеттл. Неожиданный поворот дела заставил его почувствовать себя неуверенно.
— Начинай. Ты же знаешь, что она не в моем вкусе.
Хеттл взглянул на Элизабет. Она была холодна и спокойна, и лишь глаза выдавали ее злость. Начало было не из лучших.
— Элизабет, мне очень жаль, — сказал он неожиданно мягким голосом? — Мы не палачи, но ситуация такая напряженная… С Гэри Тоулером ничего не случится. Мы делаем это не для себя, а ради всех.
— Цель, как обычно, оправдывает средства, — спокойно сказала она. — Хорошо, Ци, чего вы хотите, что пришлось закрыть меня здесь?
— Мы хотим, чтобы сегодня вечером ты убила Пар-Хаворлема, — резко вступил в разговор Ведман.
Сознание устремилось вовнутрь, регистрируя лишь импульсы боли, которые, выходя их желудка Тоулера, рассеивались по всему его организму, как испуганные рыбы. Задолго до того, как они утихли, появился новый сигнал, приковывающий внимание, доминирующий.
Этот сигнал говорил Тоулеру, что он нул, и постепенно сквозь человеческую боль он все более понимал, что перестал быть человеком. Его цилиндрическое тело имело три с половиной метра высоты и медленно двигалось в просторной комнате, где стояли два других нула, сплетенные руками. Схватив, они наклонили его назад, и это было гротескно, но приятно. Их глазные стебли соприкоснулись, и он снес нечто, похожее на яйцо — скользкое, студнеобразный шарик с черными полосами. Двое остальных подняли шарик, вложили ему под одну руку, потом под другую. Шарик передвигался с удивительной скоростью, словно был живым существом.
Тоулера охватил ужас, и он вяло открыл один глаз. Он по-прежнему был нулом, но теперь сквозь фигуры своих партнеров заметил трех разговаривающих двуногих существ, одно из которых было женского пола. С огромным трудом он узнал в ней ту, которую любил. Он даже вспомнил ее имя. Элизабет.
В этот момент галлюцинация несколько изменилась. Теперь ему казалось, что он одновременно и нул, и человек. Желая лучше видеть, он тряхнул головой. Ведман плохо надел наушники, и сейчас они сползли.
Тоулер сознавал и то, что его окружало. Какая-то часть его продолжала оставаться нулом, совершающим странный, эротический танец, но в то же время он понимал, что находится в «Джармбори». В этом округлом здании предлагали коммерческую версию танца джарм, а «наушники» стимулировали мысли, которые должны были доставлять удовольствие. Вероятно, будь Тоулер нулом, он чувствовал бы себя очень хорошо.
Остатками сил Тоулер отталкивал клубящиеся образы, но пока он был прикреплен к креслу, представление продолжалось. Теперь его руки сплетались с руками остальных нулов. Они держали в них яйцо, теплое между их цилиндрическими телами и одновременно с этим он слышал фрагменты разговора трех людей.
— Кроме того, мы обеспечим, мы обеспечим тебе бегство с планеты, — сказал один из них. — Транспортный корабль Гебораа, который привез Синворета, сегодня вечером покинет Город. Мы с Ведманом говорили с одним из экипажа, и он гарантирует, что незаметно проведет тебя на корабль и спрячет в пустом баке из-под воды.
— Я не могу это сделать, Ци, — ответила девушка по имени Элизабет. — Уже были покушения на жизнь Хава и все — неудачные. Трудно убить нула, к тому же я не настолько сильна. Их кожа почти пуленепробиваема, а тело такое твердое.
— У нас есть план, — настаивали двое мужчин. — Сегодня вечером ты будешь переводчиком Хава в ночную смену. Добейся, чтобы он тебя схватил и поднял.
Теперь они танцевали вместе, держа яйцо посредине, их ноги перемещались по земле, поднимая пыль, Окутывавшую их забвением.
— Ты знаешь его странную склонность к женщинам. Мы дадим тебе нож, он у нас с собой. Когда он будет тебя поднимать, ты ударишь, целя в подмышку — там у них слабое место.
— Я не могу этого сделать.
— Мы будем рядом, если что-то случится.
— Я не могу этого сделать.
Они нисколько не устали и были оживлены. Теперь яйцо находилось в центре крутящейся вселенной. А вселенная была тройственной: все было тройственно, весь мир, все его стихии. Три бога, три тела, три полюса компаса.
— Вы не можете требовать, чтобы я это сделала. Это просто безумие!
— Это необходимо. Мы много требуем, но другого выхода нет.
— Вы сошли с ума, Ци. Мы уже столько раз говорили об этом. Даже если Хав будет просто ранен, Терекоми перебьет всех в Городе.
— Возможно. Но пока здесь Синворет, у них связаны руки.
— Ерунда! Он убьет Синворета и свалит вину на нас.
— Хватит болтать, Элизабет. Мы должны попробовать. Шанс невелик, но мы должны его исполнить. Видишь своего друга? Или ты согласишься сделать это сегодня вечером, или я перережу ему горло…
— Я не могу! Ты спятил! Ци, останови его!
— Невелика потеря.
— Ну, пожалуйста, не надо!
— Тогда соглашайся!
— Смотри…
В безумном танце Тоулер смотрел, как они идут. Они кружили, не видя вселенной в вихре самих себя, острыми краями ног вонзаясь в землю, из которой вышли. Руки они подняли высоко над головой, губы их соприкасались и не оставалось никаких тайн, никаких тайн…
Даже острый стилет, прижатый к горлу, ничто не значил по сравнению со страшным единением танца. Даже полный боли крик Элизабет до конца не разрушил транс.