Фатальное колесо. Шестое чувство
Шрифт:
И тут же:
– А хочешь, песню новую покажу? – Это вырвалось у меня практически неконтролируемо. – Обалдеешь от темы!
Ну что ты с этим молодняком делать будешь? Неадекват.
– Какую песню? – Вовка явно заинтересовался.
По крайней мере, ржать перестал. Музыка – наше все!
– Группы «Воскресенье». Неизданную!
– Как так?
– Вот так. «Не торопясь упасть» называется. Реально офигеешь!
Не только неизданную, но даже и не написанную… пока. Ох уж эта хвастливая и болтливая молодость! Спалить нас хочешь?
– Мы ж
– Да-да, точно. Это я на радостях. Тогда после сессии покажу. И с аккордами, и с готовым рисунком на басе.
Вовка – басист в нашей группе. Должен заинтересоваться. Что касается меня, то в зоне моей ответственности – соло-гитара. Барабанит и поет в нашей «банде» – Андрюха Лысенко с параллельного курса. Человек-оркестр. Уникум. «Ритмует» Ромик Некрасов. Вон он – сидит за нашими спинами и с тоской рассматривает ноябрьское небо за окном. Прям как я только что. Ромка – известный «лажомет» и мальчик для битья в музыкальном плане. Зато девочкам нравится. Им вообще без разницы – кто и как играет. «Главное, чтобы костюмчик сидел». На Ромке все сидит как на топ-модели. А с гитарой в руках он вообще – бог эллинский. Лицо фирмы!
– Кто ж тебе рисунок-то на басе показал? – ревниво бурчит Вовка, царапая что-то шариковой ручкой на отполированной древесине чертежной доски. – Леша Романов? Или Маргулис? Лично.
– Тебя чертилка убьет, – не стал я вдаваться в полемику. – Чего ты там пачкаешь?
– Макаревича рисую. Похож?
Теперь я тяну шею в сторону Вовкиного стола.
Вовкин «Макаревич» вызывающе похож… на Вовку. Ну и чуть-чуть на Кутикова.
Легкая путаница происходит из-за того, что отечественная пресса в этом времени нас трагически мало балует публикациями о кумирах андеграунда. А на вырезке из какого-то журнала, что Вовка преданно таскает в кармане у сердца, состав группы «Машина времени» не сфотографирован, а… нарисован. Причем очень вольно и приблизительно. У нас чуть до драки не дошло – кто тут Макаревич. Известно кто – тот, кто больше похож на Вовку. Чувак с волосами до плеч и роскошными усами.
Вот сейчас Вовка и рисует Кутикова где ни попадя, искренне считая его Макаревичем. Кстати, сей «портрет» очень легко воспроизводится – очки-капельки, усы и битловская прическа с прямым пробором. Как у Вовки.
Ох, грядут еще разочарования у моего друга!
– Прикрой мазню свою, – прошипел я сквозь зубы. – Чертилка идет.
На пол с грохотом полетело Вовкино техзадание. Басист-истеричка!
– У тебя все в порядке, Микоян?
– Э-э… что вы говорите, Рит-Санна?
Вовка лихорадочно пытается ногой нащупать подшивку на полу, не отрывая локтя от своего «произведения» во славу любимого музыканта.
Нет. Не дотянется. Растяжки не хватит.
Я вздохнул, спрыгнул с табурета-вертушки и поднял папку.
– Держи! – хлопнул техзаданием по столешнице. – У него шок, Маргарита Александровна. Трудное сочетание исходных данных. Видите? Лихорадит человека.
– А у тебя, Караваев, ничего не лихорадит?
– У меня – ничего. Я старше… на полгода. И выдержаннее.
«На полгода». Смешно. Вообще-то на полвека. Без малого…
– Понятно. Это хорошо, что выдержаннее. Значит, спокойно отнесешься к тому, что нужно помочь Егорочкину.
– Чем это?
– У вас одно задание на двоих.
– А… почему?
– Потому что Саша болел и кое-что пропустил. А ты ему поможешь разобраться.
Невиданно! Нашего брата-студента жалеют?..
– Ну-у… В принципе я не против.
– Я знала, что не откажешь.
Ага, попробовал бы только.
Чертилка величаво вернулась на свою кафедру, около которой шумно колготилась стайка под названием «а мне вот тут непонятно». А ко мне, улыбаясь и вихлясто пританцовывая, направился мой нечаянный напарник.
Егорочкин. Саня. Кличка – План.
«План» – потому что чувак рьяно косит под матерого наркомана. До смешного. Думаю, травку он действительно когда-то пробовал, вот и возомнил о себе невесть что. Вообще, в нашей среде всех наркоманов считают… дебилами. Только конченый идиот станет гробить свое молодое здоровье в перспективе непонятного и не совсем оправданного кайфа. Вот бухнуть – это круто. О! Пардон, не «круто» – «ништяк»! «Круто» в этом времени не говорят, разве что… да никто пока не говорит! Я вот только иногда, ловя при этом на себе недоуменные взгляды.
Так вот, «трава» – это не «ништяк». Не говоря уже о «герыче». Это тупо и по-крестьянски. Это… голимо. Лажово, бермудно. Или… что прокатывает во все времена – фигово.
Разумеется, все мы о наркоте чего-то там знаем. «Чего-нибудь и как-нибудь». В частности, благодаря таким вот экземплярам, как Саня План. Они, можно сказать, этакие «популяризаторы зла». Но их беда в том, что серьезно это популяризаторство никто не воспринимает. Так… считают за пустой треп городских сумасшедших. Точнее… деревенских. Психов.
– Ну че, малыши? Мазнем ганджой по бумаге?
Санька чуть выше меня, худощав и белобрыс. Осанку держит по-взрослому, чуть иногда содрогаясь при артикуляции особо выразительных, по его мнению, словечек. Вот так: «Риса-а-а-нём!» и… короткая судорога по позвоночнику на последнем слоге. Ему кажется, что так он выглядит «блатняком». А вообще он веселый и смешной. И часто забывает, что нужно быть «наркошей» и «зэчарой». Тогда он выглядит обыкновенным парнем из южного приморского городка.
– Саш, а что такое «ганджа»?
Я – сама заинтересованность.
К тому, что после двадцати лет службы в стройбате могу лекции читать о наркосодержащих веществах и особенностях околонаркотического сленга.
– Мальки-и! – План снисходительно хлопает меня по плечу. – Лучше вам этого не знать.
– Ну, пожа-а-алстя, – не удержался я от вызывающего кривляния. – Ну, дя-а-аденька. Ну, расскажи!
Опять молодой в голове беспредельничает.
– Перебьешься, – нахмурился Сашка, смутно ощущая мою неискренность. – Хватит тебе и… одеколона.