Фатальный ход
Шрифт:
И все же он встал. Там, наверху, осталась его Ира, Ирочка, Ириша. Нельзя было допустить, чтобы ею занялись чужие равнодушные руки. Нужно скорее к ней. Из последних сил. Вопреки здравому смыслу.
К чертям собачьим здравый смысл! А вдруг случится чудо? Вдруг удастся растопить холодный склеп своим теплом? Вдруг смерть родного человека окажется не настоящей, временной? Ну хотя бы разок, а? Что тебе стоит на минутку отвернуться, Господи?
– А на «нет» и суда нет, – шептал капитан Бондарь, ковыляя по склону. – Не можешь ты, тогда я сам, сам…
Вид у него был ужасен. Запекшиеся раны и ссадины были черными в лунном свете, а бледностью лица Бондарь мог поспорить со снегом. И все же он упрямо двигался вперед, поскольку поставил перед собой такую цель. Как же иначе? Если есть заветная цель, то к ней нужно стремиться. Преодолевая препятствия и самого себя. Падая и вставая. Сбиваясь с прямого пути, возвращаясь на него, вновь падая и вставая.
Вперед и вверх. Только вперед. Сколько жизни хватит…
Он очнулся, как в песне своей молодости – «в комнате с белым потолком с правом на надежду… в комнате с белым потолком с верою в любовь».
Врач, склонившийся над ним, был ему незнаком.
– Где… – прошептал Бондарь и осекся, не в силах выговорить родное имя.
– Дайте больному пить, – распорядился врач, прежде чем исчезнуть из поля зрения. Остался потолок. Белый. Белый, как снег, но без крови на нем.
Сцепив зубы, Бондарь сел, уставившись на медсестру, спешащую к нему со стаканом воды.
– Вам нельзя вставать, – сказала она.
– Что с Ириной? – спросил Бондарь, отводя стакан.
– Какая именно Ирина? – спросила медсестра не без кокетства, которое в данном случае выглядело совершенно неуместно. – Между прочим, меня тоже зовут Ириной, и я…
– Ирина Потапова, – перебил Бондарь. – Если вы не знаете, пусть ответит начальство. Если и оно не в курсе, то вызовите кого-нибудь из управления…
– Тс-с, – пророкотал низкий голос, и в одноместной палате потемнело одновременно с появлением массивной, квадратной фигуры в синем костюме.
– Товарищ пол…
– Тс-с, – повторил Роднин, забирая у медсестры стакан и мягко выдавливая ее в коридор. – В миру я Василий Степанович, если ты еще не забыл, капитан.
– В миру я Евгений Николаевич, – не удержался от сарказма Бондарь, выпрямляясь во весь рост.
– Сядь, Женя. В ногах правды нет.
– А где она есть?
– Сядь, – снова попросил Роднин.
Бондарь упрямо покачал головой. Он уже все понял и приготовился к худшему. Ирина мертва. Полковник опасается, что капитан ФСБ грохнется в обморок, услышав окончательный приговор, но этому не бывать!
– Я постою, – произнес Бондарь.
Это прозвучало, как если бы он сказал: я выстою.
– Не упадешь? – прищурился Роднин.
– А с чего бы это я должен падать, Василий Степанович?
– Ну-ну. Ирину Потапову, значит, жаждешь лицезреть?
– Да… – Бондарь обмер. – Что? Она… она…
– Жива, – усмехнулся Роднин. – Чувствует себя не то чтобы очень хорошо, но сносно. О тебе вспоминает.
– Но я ее видел собственными глазами! Замерзшую на морозе! Неужели… Неужели все-таки чудо? Неужели Бог есть?
– Полагаю, есть, Женя. Хотя в данном случае обошлось и без его вмешательства. Крионика.
– Что? – переспросил совершенно обалдевший Бондарь.
– Крионика, – с удовольствием произнес Роднин. – От греческого слова «криос», что означает «холод», «мороз». Это довольно распространенная практика, применяемая для замораживания умерших, которых впоследствии реанимируют.
– Воскрешают? – не поверил своим ушам Бондарь.
– Можно и так выразиться. Дело в том, что при замораживании кровь не сворачивается, а клетки головного мозга не отмирают. Медицине известны тысячи случаев оживления людей, которые умерли в результате глубокого охлаждения, причем у них отсутствовали малейшие признаки жизни. Однако они оживали! – Роднин был рад возможности блеснуть эрудицией. – Самый поразительный случай произошел недавно в Монголии. Там мальчик, замерзший в степи, пролежал двенадцать часов на снегу при тридцатиградусном морозе. Когда бедолагу нашли, у него не было ни дыхания, ни пульса. Однако за дело взялись реаниматоры. Через несколько дней монгольского пацана выписали из больницы с лаконичным заключением: «Патологических изменений нет». – Роднин расцвел в широчайшей улыбке. – По мнению ученых, быстрое охлаждение при смерти лишь способствует оживлению.
– Значит, – медленно проговорил Бондарь, – Ирина?..
– Жива, жива твоя красавица. И даже почти невредима.
– Красавица, да… Кажется, сказка такая была… Не помню названия…
– Спящая, – подсказал улыбающийся Роднин. – Там еще принц был.
– Принц?
– Ага. Принц, рвавшийся поцеловать свою спящую красавицу. Ты, случаем, не королевских кровей, Женя?
Это были последние слова, долетевшие до слуха Бондаря. Потому что он все-таки грохнулся на пол, не устояв на подкосившихся ногах. Общее ослабление организма, как будет записано в его медицинской карте. Подходящая формулировка. Боевой офицер не имеет права падать в обморок от переизбытка чувств, словно какая-то кисейная барышня.
Или все-таки имеет? Иногда, без лишних свидетелей, когда от счастья кружится голова и перехватывает дыхание…
Бондаря об этом лучше не спрашивать. Он пошлет вас с такими вопросами куда подальше. Сказано же – общее ослабление организма в результате многочисленных травм и ранений.
Вот так-то.