Шрифт:
Пролог
При каждом выдохе в темноте появлялось радужное облачко пара. По цвету это напоминало бензин, расплывающийся в черной луже. Бондарь, одетый как заправский горнолыжник, осторожно положил на снег свое снаряжение. К сожалению, это было не оружие, и состояло оно всего лишь из пары лыж и двух лыжных палок.
«Палки как палки, – решил он, пробуя одну из них на прочность. – Я не ас слалома, чтобы определить, чем они хуже или лучше других. А как насчет лыж? – Бондарь критически прищурился. – Похоже на универсальную конструкцию, с классическим боковым вырезом и стандартной заточкой. Гибкие, не слишком короткие и не слишком длинные, достаточно широкие, чтобы не вязнуть на целине. В общем, подходящие лыжи, – сказал себе Бондарь. – Главное, чтобы я сам не подкачал».
Подумав так, он с сомнением покачал
Была ночь. Глухая, темная, морозная. Фантастически красивая. Полная, чуть сплющенная луна серебрилась в сияющем ореоле. Ювелирно ограненные звезды казались неправдоподобно крупными и яркими. Снежная гладь сверкала и переливалась, словно посыпанная алмазной пылью. Но любоваться этим почти космическим пейзажем было некогда.
Опустившись на колено, Бондарь занялся лыжами. Он воткнул ботинок в паз держателя, закрепил каблук, отрегулировал жесткость крепления. Встал, наклонился и защелкнул второй ботинок. Оставалось затянуть ремни безопасности, которые удержат лыжи, если крепления расстегнутся при падении. Это оказалось непростой задачей, поскольку мороз стоял нешуточный. Озябшие пальцы Бондаря делались все более одеревенелыми и непослушными. Полторы минуты ушло на то, чтобы продеть кончик ремешка в пряжку. То же самое повторилось при возне со вторым ботинком. Когда Бондарь выпрямился, его скрюченные пальцы едва протиснулись в перчатки. «Жаль, что нельзя скатиться уже знакомым маршрутом», – подумал он, поудобнее обхватывая палки. Но внизу находились сторожевые посты, и, только обманув их, Бондарь мог надеяться добраться до равнины целым и невредимым. Если, конечно, не переломает кости при спуске. Короче говоря, или грудь в крестах, или голова в кустах, хотя в случае чего голову еще поискать придется.
– Ну, поехали, – прошептал Бондарь.
Повинуясь собственному приказу, он опустил очки и, резко оттолкнувшись, покатился по склону, постепенно забирая вправо, чтобы уйти подальше от накатанной лыжни. С одной стороны, отчетливый одинокий след на рыхлом снегу выдаст преследователям направление его маршрута, но, с другой стороны, незнакомая дорога не позволит им развить ту скорость, которую они демонстрируют на изъезженной вдоль и поперек трассе. Это в какой-то мере уравнивало шансы преследователей и беглеца. Ведь Бондарь не являлся профессиональным горнолыжником. Предстоящий слалом по пересеченной местности был для него одним из самых сложных и опасных испытаний, когда-либо выпадавших на его долю. При таких условиях даже имеющаяся фора не обеспечивала ему победу. За выигрышный приз под названием «Жизнь» предстояло еще хорошенько побороться. Держа палки в свободно вытянутых руках, Бондарь скользил вниз, следя за тем, чтобы лыжи не соприкасались и не расходились слишком далеко. Между его коленями постоянно сохранялся небольшой зазор, а ботинки отстояли друг от друга «на волосок меньше ширины плеч», как говорил инструктор. Несмотря на то что пока все шло гладко, на первом же по-настоящему крутом спуске Бондарь с трудом удержался на ногах. Осторожность требовала принять низкую стойку, чтобы смягчить возможное падение. Знакомый всем импульс: в случае опасности втянуть голову в плечи, съежиться и прижаться к земле…
Как бы не так! Отключив рациональное мышление, Бондарь лишь слегка пригибался и распрямлялся вновь, заставляя себя сохранять преимущественно высокую стойку. Она избавляла его от перенапряжения мышц, приводящего к боли и судорогам в области бедер. Любой, кто прислонится спиной к стене, приняв такую позу, как будто он сидит на воображаемом стуле, может представить себе, каково это – долго находиться на согнутых ногах. Кроме того, прямая стойка обеспечивала Бондарю наибольшую устойчивость и позволяла быстрее реагировать на постоянные изменения рельефа.
Пока
Вжик… вжик… Справа промелькнули контуры недавно возведенной станции канатной дороги. Причудливый светящийся купол смахивал на глубоководный батискаф. Засмотревшись на крохотную человеческую фигурку, прильнувшую к стеклу, Бондарь едва не налетел на груду строительного мусора, увенчанную снежной шапкой.
Горнолыжный комплекс «Лунная поляна» еще не сдали в эксплуатацию, однако он почти уже был готов принимать туристов. Уже запустили три канатно-буксировочные дороги, две канатно-кресельные и одну маятниковую, мимо которой проехал Бондарь.
Последняя подвесная дорога представляла собой грандиозное сооружение на сейсмостойких опорах. По сверхпрочным тросам ходили два открытых вагончика, вмещающие в себя по сорок человек каждый. Когда один опускался вниз, второй с такой же скоростью возвращался к станции. Маятниковая канатная дорога позволяла подняться на высоту 2266 метров за 8 минут, но в экстренном режиме работала в полтора раза быстрее.
Таким образом, человек, находившийся на станции, теоретически мог очутиться у подножия Фишт раньше его. Вагон развивал скорость до четырехсот метров в минуту, а Бондарь спускался со скоростью около сорока километров в час, однако сразу за станцией он был вынужден постоянно притормаживать или выписывать зигзаги, огибая камни, пни и заснеженные стволы сосен. Просека, выбранная им, не была приспособлена для скоростного спуска, но изменить маршрут он уже не мог.
И все же пушистый снежный покров придавал Бондарю уверенности. Слегка меняя наклон, пружиня обеими ногами и перенося вес тела с одной ноги на другую, он легко обходил препятствия. При резких поворотах из-под лыж вылетали фонтаны снега, искрящегося в лунном свете. Пьянящее ощущение скорости притупляло инстинкт самосохранения. Ведь Бондарь был первопроходцем, покоряющим еще никем не освоенный, после обильного снегопада, склон. Он испытывал непередаваемый восторг, скользя черной точкой по гигантскому белоснежному листу. Прочерченная Бондарем линия была извилистой и четкой. Линия жизни. Линия, готовая оборваться в любой момент. Его стремительная тень выглядела контрастной, как при магниевой вспышке. А луна сияла ярче осветительной ракеты. Серебристые нити канатной дороги убегали далеко вперед, сливаясь с ажурными опорами.
Но что это? Услышав, как запели, зачирикали тросы над головой, Бондарь чертыхнулся. Это пришли в движение подвесные вагоны. Бондарь не видел тот, который приближался сзади, зато имел возможность отлично рассмотреть вагон, поднимающийся к вершине. Выкрашенный в цвет яичного желтка, он был обтекаем, как субмарина или дирижабль.
А что, если охранники не гонятся за беглецом? Что, если они спешат ему навстречу, отрезая путь вниз?
Мысль, осенившая Бондаря, была ошеломляюща в своей ясной простоте. Так и есть. Охота началась. Можно было не сомневаться, что охранник, заметивший подозрительного лыжника в районе станции, дал общую тревогу. В таком случае по следу Бондаря были пущены загонщики, а стрелки находились сейчас в таком нарядном и безобидном на вид вагоне.
В том самом, который неумолимо приближался снизу!
«Желтая субмарина» постепенно увеличивалась в размерах. Забирая вправо, Бондарь начал уходить из-под канатов. Они уже не пели, а ныли, срываясь на злобный визг. Неожиданно раздался совсем другой звук: резкий, громкий, раскатистый: «Шара-ах-х-х!»
Выше по склону взметнулся грязно-белый гейзер, окутанный вихрящейся снежной пылью. Следующий взрыв прозвучал прямо по курсу, вынудив Бондаря не только затормозить, но и припасть на колено. Находившиеся в проплывающем мимо вагоне лупили из подствольного гранатомета, причем умело и расчетливо, почему-то не пуская в ход сам автомат. Причина этого стала понятна, когда очередная взрывная волна подхватила Бондаря и завертела его колесом вместе с тарахтящими палками и лыжами. Его не собирались убивать. Выстрелы из гранатомета направлялись таким образом, чтобы сбить его с ног. Подтверждением тому стала пауза, наступившая после того, как цель была достигнута. «Желтая субмарина» остановилась, зависнув за спиной барахтающегося в снегу Бондаря. Приняв сидячую позу, он первым делом сорвал треснувшие очки и отшвырнул их в сторону. Не до карнавала.