Фау-2. Сверхоружие Третьего рейха. 1930–1945
Шрифт:
Дорш не хотел в одиночку нести ответственность за эти два столь нестандартных строительных замысла. Он хотел, чтобы окончательное решение принял Гитлер, и я был приглашен в Ставку фюрера, куда отправился поездом.
Была и другая причина моего визита. В течение нескольких недель мы хотели получить от генерала Буле из Ставки четкие условия нашего участия в программе «А-4». Тем не менее план, наконец разработанный генералом Йодлем, к сожалению, включал в себя только военные аспекты. Моим сотрудникам приходилось отвечать за его подготовку по всей территории Франции. К тому же необходимо было прояснить наши отношения с командующим Западным фронтом фельдмаршалом фон Рундштедтом, который обитал в Париже. Я, представляя
Встреча состоялась в его кабинете. Присутствовали Кейтель, Йодль, Буле, Дорш и стенографист.
Мы расселись за большим круглым столом для совещаний. На этот раз я увидел Гитлера при свете дня, и меня снова поразил его внешний вид. Мне показалось, что со времени нашей последней встречи 7 июля он заметно состарился. Особенно бросался в глаза его нездоровый, желтоватый, если не сказать желто-зеленый, цвет лица и рук. На мертвенно-бледном фоне лица выделялись темно-красные прожилки вокруг крупного носа.
Я сидел слева от Гитлера. В первые минуты встречи он, как всегда, был молчалив и занят своими мыслями. Совещание открыл Йодль. Меня самым серьезным образом предупредили, чтобы я не выдвигал возражений и что данный приказ – максимум, на который я еще могу рассчитывать. Своей подписью Гитлер одобрил его.
Я удивлялся тогда и продолжаю удивляться сегодня, каким образом власть, данная нам как солдатам Третьего рейха, скорее сковывала нас, чем давала свободу рук. Почему мы не пользовались доверием, почему мы не имели права действовать по собственному разумению? Почему СС, министерство вооружений и партия получали все, что хотели? Неужели служение неразрывно связано с внутренним соперничеством, с ссорами из-за юрисдикции и с нежеланием брать на себя ответственность? Или же люди просто склонились перед неоспоримым фактом стойкого недоверия Гитлера к армии? Когда Йодль переправил документы через стол, а стенографист застыл в готовности, Гитлер надел очки – обыкновенные дешевые очки в металлической оправе и с такими же дужками. Я в первый раз увидел, что Верховный главнокомандующий носит очки. У него дальнозоркость? Руки Гитлера слегка подрагивали, когда он нацарапал свою неразборчивую подпись на трех экземплярах приказа – она начиналась с размашистого росчерка и завершалась вялым хвостиком.
Затем слово взял Дорш. Гитлер сразу же приободрился. Шпеер рассказывал мне, что он оживляется и берет на заметку, когда кто-то заводит речь о строительных замыслах. Фюрер сразу же был захвачен грандиозными планами, которые упоминал и описывал со всеми подробностями Дорш. Он, полный энтузиазма, согласился с ними.
Я не мог хранить молчание и счел своим долгом упомянуть, что воздушные налеты на Ваттен будут продолжаться. И теперь, когда установлено, что там происходит, нам не позволят без помех вести строительство.
Дорш ответил, что развалины в этом районе останутся нетронутыми. С воздуха будет казаться, что на месте заброшенной станции – сплошные руины. Тем не менее я считал исключительно важным отговорить Гитлера от идеи использования бункеров и красноречиво доказать ему преимущества запуска «А-4» с подвижных батарей. Гитлер выслушал меня, но вынес решение в пользу Дорша.
Эти два строительных проекта начали воплощать, но они никогда так и не были окончены. Ошибочное решение Гитлера объяснялось его воодушевлением, с которым он относился к строительству, а также его отказу осознать обстановку в воздухе на Западном фронте. Ценные строительные материалы и рабочая сила месяцами шли на те цели, которые никогда так и не были достигнуты.
В
В Визернесе большой бетонный купол тоже был успешно водружен на место, но постоянные воздушные налеты с использованием тяжелых и сверхтяжелых бомб так основательно расщепили скальное основание, что весной 1944 года сошел оползень и дальнейшие работы стали невозможными.
И теперь на стене появились пылающие буквы. Роковые слова «слишком поздно» сопровождали нашу работу в течение всей войны.
Глава 18
Вперед выходит новая сила
В начале апреля 1943 года рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер в первый раз посетил Пенемюнде. Неожиданное сообщение о его визите вынудило генерал-полковника Фромма и главу армейского управления вооружений генерала Лееба присоединиться к нему.
В тот день у нас не было возможности произвести запуск «А-4» и пришлось ограничиться рассказом о смысле нашей работы, что мы и сделали, прочитав лекцию и продемонстрировав статические испытания.
Это была моя первая личная встреча с Гиммлером. Беседуя с ним в нашем общем обеденном зале, я тщетно пытался найти в облике, поведении и манере речи рейхсфюрера те необъяснимые и таинственные качества, которые сделали его в глазах всего мира самой ненавидимой и страшной фигурой из числа ближайших сподвижников Гитлера.
На меня он производил впечатление достаточно интеллигентного учителя начальной школы, конечно же чуждого насилия. Никакими силами я не мог увидеть ничего необычного или экстраординарного в этом худощавом и моложавом человеке в мундире СС. Лоб среднего размера, серо-голубые глаза, прикрытые поблескивающими стеклышками пенсне, которые с добродушной дотошливостью смотрели на меня во время разговора. Под прямым носом правильной формы – аккуратно подстриженные усики, черная полоска которых выделялась на лице, покрытом нездоровой бледностью. Бесцветные и очень тонкие губы. Удивил меня лишь безвольный скошенный подбородок. Вялая кожа шеи была покрыта морщинами. На лице его неизменно плавала широкая, слегка насмешливая улыбка, но порой уголки рта презрительно кривились; тонкие губы скрывали два ряда отличных белых зубов. Его бледные, слабые, почти женские руки неподвижно лежали на столе во время нашего разговора.
Я рассказал ему, чего мы добились и о будущих планах. Он слушал с интересом, время от времени задавая вопросы. Внезапно он принялся объяснять причину этого визита, который так удивил всех нас.
Гиммлер рассказал, что недавно в ближнем кругу Гитлера шли долгие разговоры, главной темой которых были мы. Поэтому он изъявил желание лично выяснить, что делается в Пенемюнде и каким образом он может нам помочь.
– Как только фюрер решил, – продолжил он, – оказать поддержку вашему проекту, он перестал быть исключительно заботой управления вооружений сухопутных войск или вообще армии и стал предметом внимания всего германского народа. И я здесь, чтобы защитить вас от саботажа и предательства.
Я не без труда подавил беспокойство, которое эти слова вызвали у меня. Генерал-полковник Фромм, сидевший по другую сторону от Гиммлера, вежливо, но с легким намеком на недовольство, вмешался в разговор:
– Рейхсфюрер, Пенемюнде – это армейское учреждение. И только армия несет ответственность за его безопасность. Тем не менее я могу только приветствовать ваше решение о введении запретной зоны вокруг Пенемюнде и об усилении мер безопасности на севере Узедома и на прилегающей части материка.