Фауст
Шрифт:
Полученный сплав выглядел как золото, и обычно результат принимали за золото. Проблема алхимии и общества заключалась в том, что в те времена не существовало ясного определения золота. Испытания чистоты этого металла находились в зачаточном состоянии. По этой причине в случаях, когда изготавливался сплав, было трудно определить, что мы имеем дело со сплавом, а не с чистым металлом. В основном проверка выполнялась с помощью достаточно твёрдого чёрного камня, называемого пробирным. Если провести по пробирному камню кусочком сплава, то на камне останется след металла, по яркости которой опытный человек может оценить процент содержания золота в образце – обычно в сравнении с образцом известного качества. Чистое золото оставляет яркую полоску жёлтого цвета, в то время как пирит, который называют «золотом дураков», оставляет зелёно-чёрный след. Но пробирный камень не определял точного содержания
Способ очистки золота был открыт в Месопотамии не позднее 1500 года до н. э. Процесс, получивший название «купелирование», состоял в плавлении неочищенного золота в керамической чашке (по-французски – coupelle). Неблагородные металлы превращали в расплавленные окислы, которые поглощались пористым материалом чашки, тогда как благородные металлы оставались на её поверхности. Позднее некоторые алхимики, не понимавшие сути процесса, могли решить, что они «изготавливают» золото. Взяв некоторое количество свинца и расплавив этот свинец в купели, вполне возможно получить малое количество золота. Как известно, свинцовая руда всегда содержит следы золота или серебра, и плавление такой руды в чашке со временем могло дать частицы драгоценного металла.
Окрашивание или тонирование «под золото» могло выполняться при помощи тинктуры, о которой упоминал Рипли и которая, как считали, обладала силой немедленной трансмутации. В Средние века было известно, что для изготовления «золотого олова» можно применить жёлтый лак, сделанный из шафрана и называвшийся «доратура», который наносили на обычное олово. Парацельс знал об этом способе и, как утверждали, применял его.
Говорили, что Парацельс превратил обычную кухонную вилку в «золотую» путём нанесения «жёлтой мази». Хотя столь чудесное превращение явно представляло собой тонирование, это также относят к случаям алхимического изготовления золота. Если одно изменение в цвете уже могло расцениваться в качестве действительной трансформации, то большинство алхимиков, к числу которых мы относим Парацельса и Альберта Великого, отмечали различие качеств «химического золота», или «нашего золота», – и «обыкновенного золота». Тем не менее они считали полученный результат золотом, а золотых дел мастера были готовы платить за производимый ими металл хорошие деньги{223}.
Существует возможность того, что Фауст действительно изготовил что-либо, похожее на золото и являвшееся таковым по меркам XVI века. Для этого он мог использовать диплоз, купелирование или окрашивание. Похоже, Фауст нуждался в данной возможности. К концу процесса Фауст потратил на операцию по изготовлению золота почти два года и немалые средства, предоставленные Энтенфусом (или Ульрихом). Атанор и дистиллятор обошлись недёшево, а в дополнение к этому Фауст использовал тигли и хрупкую стеклянную посуду. Наконец, процесс поглощал недешёвую серу и ртуть, иногда – сурьму (как рекомендовал алхимик Василий Валентин) и при необходимости даже золото.
К тому же мы ещё не затрагивали вопрос о стоимости поддержания огня в атаноре в течение столь длительного времени. В 1557 году алхимик Томас Чарнок написал, что тратил на поддержание горения более 3 фунтов в неделю и что за 9 месяцев его расходы на эксперимент составили более 100 фунтов. Если принять во внимание инфляцию{224}, то 100 фунтов 1557 года окажутся равными примерно 7000 сегодняшних фунтов. Используя похожие расчёты, можно определить, что сегодня Фауст потратил бы около 20 000 фунтов примерно в течение 24 месяцев. Хотя при его жизни в Маульброннском монастыре была всего одна обогреваемая комната, в холодные месяцы Фаусту приходилось непрерывно греть атанор.
В этом случае ему приходилось оплачивать труд подсобных рабочих – ведь пока алхимик спал, кто-то поддерживал огонь в атаноре. В работе 1477 года The Ordinall Of Alchimy алхимик из Бристоля Томас Нортон указывал, что алхимику требовалось восемь помощников – или, в крайнем случае, никак не менее четырёх. По его словам, такое число объяснялось тем, что «половина должна была работать, пока остальные спали или ходили в церковь»{225}. Прибавив к этому квартиру, а также стол для Фауста (и, вероятно, для каждого из его помощников), нетрудно понять, что, хотя Фауст мог использовать труд монахов, содержание личного алхимика было весьма дорогим удовольствием. Правда, многие монастыри располагали излишками, да и что такое одна-другая лопата угля для Маульброннского монастыря, самостоятельно обеспечивавшего свои потребности и приносившего неплохой доход?
Однако это были значительные расходы. Неизвестно, что именно было причиной – высокая цена, характер самого процесса или что-то ещё, – но в 1518 году события
11. Придворный чародей (1519–1522)
После Маульбронна следы Фауста теряются. Немногочисленные легенды и отдельные датируемые события позволяют увидеть Фауста в компании людей благородного происхождения, деятелей церкви и даже в роли придворного чародея самого императора. Путешествуя по дорогам империи в поисках удачи и славы, Фауст появляется в Гейльбронне, а также в Боксберге, во Франкфурте, Бамберге и Инсбруке. Однако его визиты часто оказываются лишь слухами. Слухов было много, а из них быстро вырастали легенды.
Фиалковый сад
В одной такой легенде рассказывалось о том, как Фауст побывал в Гейльбронне и в окрестностях замка Боксберг. Хотя в истории нет упоминания о дате, но, поскольку Гейльбронн находится в относительной близости от Маульбронна, вполне можно предположить, что описываемые события имели место вскоре после отъезда Фауста из монастыря.
Если ехать по современной дороге, Боксберг находится примерно в 60 километрах на север от Гейльбронна и примерно на вдвое большем расстоянии от Маульбронна. Замок возвели в XII веке, а ещё через столетие окружавшее замок поселение стало городом и обрело права на торговлю. К концу XIII века замок перешёл под управление ордена госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского из района Вельхинген, получив статус комтурии. Ещё через сто лет орден продал владения в Боксберге знатному семейству фон Розенберг. В XV веке фон Розенберги, пренебрегавшие законами, доставляли немало беспокойства соседям. В 1470 году избирательный Палатинат (Kurpfalz), избирательный Майнц (Kurmainz) и епископство Вюрцбурга объединились против воинственного семейства фон Розенберг, разрушив все принадлежавшие им замки, включая замок Боксберг. Хотя со временем фон Розенберги вернули себе Боксберг и отстроили его заново, их семейству был нанесён серьёзный удар. В 1523 году Швабская лига выступила против Мельхиора фон Розенберга, разрушив Боксберг во второй раз. Город перешёл под власть Палатината. Альбрехт фон Розенберг вернул Боксберг в семейную собственность в только 1548 году, уже после смерти Фауста. Наконец, в 1561 году эти владения были проданы Палатинату, правившему Боксбергом вплоть до начала XIX века. На карте XVII века изображён внушительный замок, стоящий на горе над окружённым стеной городом{226}. Если Фауст действительно побывал в замке Боксберг, то до 1523 года он должен был оказаться в гостях у семейства фон Розенберг, возможно, у самого Мельхиора. Приехав после этой даты, Фауст мог воспользоваться гостеприимством электора – возможно, предупреждённого Вирдунгом. В 1940 году Карл Хофман, написавший поэму Dr. Faust auf Burg Boxberg («Доктор Фауст из города Боксберг»), отнёс эти события к 1523 году. К сожалению, Хофман не объяснил причины такой датировки, и разрушение замка Швабской лигой доказывает, что визит Фауста должен был произойти до 1523 года.
Судя по истории, впервые опубликованной Францем Йозефом Моне в 1838 году, Фауст частенько наведывался в замок. Как-то раз, в холодный зимний день, прогуливаясь по поместью в компании знатных господ и дам, Фауст по-рыцарски великодушно предложил страдавшим от мороза дамам свою защиту – и «наколдовал» им летний день среди деревьев с фруктами и благоухающих цветов. Пока дамы наслаждались прогулкой среди бурно цветущих фиалок, Фауст не мог удержаться от небольшого розыгрыша. Сделав так, что на виноградной лозе появились спелые кисти, он предложил спутникам выбрать по одной и приготовить ножи, чтобы каждый срезал свою кисть по его команде. Когда участники представления достали остро заточенные ножи, Фауст убрал чары, и все обнаружили, что держат друг друга за носы – в точности как было в истории про Эрфурт. Место, на котором произошли столь удивительные события, получило название «Фиалковый сад».