Фаворитки
Шрифт:
— Нет, одна.
— Я не для того вышла замуж, чтоб одной бегать по свету.
— В таком случае, так как служба надолго удерживает меня здесь, подражайте мне: будьте терпеливы.
— А я уверена, что если б вы захотели, то получили бы отпуск.
— Вы ошибаетесь, во время кампании отпуска не дают.
— Так выходите в отставку.
— Я люблю военную службу и не оставлю ее.
— Как угодно. Я тоже не оставлю вас, и мы посмотрим, кто скорей устанет — вы или я.
Первым, как можно было предвидеть, был Томас Джемс. Женщины всегда первенствуют в этой
В то же время свидетельница этих ежедневных ссор, миссис Ломер, почувствовала жалость к тому, кто, по ее мнению, больше страдал. И если жалость не есть еще любовь, как поется в одной старой песне, то она, во всяком случае ближайшая к ней дорога. Кларисса Ломер была хороша собой, блондинка, а Томас Джемс, с тех пор как женился на Лоле, разлюбил брюнеток. Сначала только поверенная в печали капитана, она вскоре его успокоила.
В оправдание белокурой Ломер надо сказать, что ее муж был уродлив и глуп в равной мере, а Томас Джемс сделал для ласковой любовницы то, в чем отказывал крикливой жене.
Проснувшись однажды утром, Лола нашла у своей кровати письмо, подписанное двумя буквами Т и Д, следующего содержания:
«Вы хотели, чтобы я вышел в отставку. Я вышел, я свободен, свободен вдвойне, потому что для меня возможно в одно и то же время, как только я оставлю полк, бежать от вас. Я сожалею, что не в состоянии оставить вам денег на переезд в Европу, потому что то положение, в которое я поставлен вами, лишает меня нужных для этого средств. Прощайте! Желаю вам быть счастливой. Что касается меня, я должен признаться, что, расставшись с вами, я как будто попал в рай».
Лола заканчивала чтение этой записки, когда в комнату ворвался мужчина.
Это был господин Ломер.
Он, так же как и Лола, получил поутру письмо.
— Ушла! Убежала! — рычал он. — Презренная!.. Женщина, которую я взял без приданого, без пенни приданого — да-с!.. У нее платьишка не было!.. А что я такое сделал, спрашиваю я вас, что она бросила меня, как старые штаны? Был ли я зол с ней или суров?.. Требователен?.. Нет, так не делают! Безнаказанно не увозят жену у честного человека. Я отправлюсь к губернатору, Клариссу возвратят мне!.. О! О! Хозяйство наше шло так отлично!.. Через пять лет я вернулся бы в Англию с хорошим доходцем. А теперь, что я буду делать один? Разве я могу один за всем присмотреть?
Наивные жалобы Ломера, его слезы, от которых он стал еще дурнее, заставили Лолу расхохотаться.
Он смотрел на нее с каким-то остолбенением.
— Как, вы смеетесь? — спросил он.
— А почему бы нет? — заметила она. — Муж мой уехал, ну я и смеюсь: я не люблю его.
— Но я-то все еще люблю свою жену.
— Так бегите за ней, желаю успеха. Но прежде одно слово, господин Ломер. Капитан Джемс, уезжая, поступил неприлично, оставив меня без единого пенни. Вы, без сомнения, снабдите меня сотней гиней? Я их вышлю вам из Англии, будьте уверены.
Изумление Ломера перешло в чистый столбняк.
— Чтоб я дал вам сто гиней?! — вскричал он. — А, а! Это уж слишком. Ваш негодяй муж увозит мою жену, а вы хотите похитить мой кошелек — очень мило!
Лола нахмурила брови.
— Хорошо, — сказала она, — я согласна, что жена ваша, как вы говорите, отпустила вас на все четыре стороны, потому что вы не только скверное животное, но, кроме того, вы скряга, деревенщина!..
Ломер готовился возразить.
— Довольно! — закончила Лола, хватая кружку. — Я вас не звала, по какой причине вы позволили себе войти сюда? Ступайте вон!.. Вон, как можно скорее!
Обманутый, только что не избитый, Ломер удалился.
Лола села и задумалась.
Что предпринять? Где достать денег на поездку в Англию? Да и возвращаться ли ей в Англию к матери и отчиму, которые, наверное, очень дурно ее примут? Нет. Она отправится куда угодно, только не в Бат. А деньги? Где достать денег?.. Она никого не знала в Бомбее. Прошло около часа в этих размышлениях. Вдруг она воскликнула:
— Я совсем глупа! А это колье, подарок сэра Александра Люнлея — его же можно продать. — Она открыла ящичек, взяла колье и вздохнула. — Какая жалость! — проговорила она, но вслед за тем подняла голову: — Ба! Мне подарят другие!.. Букелини! Букелини!
Так звали молодую индианку, горничную Лолы. Лола звала ее одевать себя, но зов был напрасен: присутствуя при разговоре своей госпожи с господином Ломером, она ушла вслед за ним. Куда могла она пойти?
Лола уже хотела сама одеваться, когда индианка вернулась в комнату.
— Госпожа, — сказала она, — в передней вас дожидается человек, который желает немедленно поговорить с вами.
— Кто же?
В ответ дверь отворилась, и Лола почти в ужасе отскочила назад при виде посетителя.
То был индус высокого роста, одетый в длинную тунику из темной шелковой материи, в головном уборе, похожем на тиару. Ему могло быть лет тридцать, походка его была величественна, черты его типичного лица были благородны и правильны, очертания тонки. Он был красив, восхитительно красив!..
Он медленно приблизился к Лоле и, приветствуя ее, сказал по-английски:
— Я узнал, миссис, от Букелини, что вы находитесь в затруднении с возвратом в Европу вследствие того, что капитан Джемс, оставляя вас, позабыл оставить вам необходимую на переезд сумму. Позвольте мне предложить вам ее. Вы можете безбоязненно принять. Я сам постоянно езжу в Европу — и когда-нибудь попрошу вас расквитаться с долгом, который вы в настоящее время возьмете у меня… Букелини, дитя мое, положите этот бумажник на стол. До свидания, миледи. Весьма счастлив сегодня и всегда почту себя счастливым отдать все, что имею, в ваше распоряжение.
Индиец уже скрылся, а Лола еще не могла прийти в себя. Наконец, обратившись к служанке, спросила у нее:
— Кто этот человек?
— Рунна-Синг.
— Кто это Рунна-Синг?
Индианка не отвечала.
Между тем Лола уже развернула бумажник, в нем находилась тысяча фунтов стерлингов банковыми билетами.
— Ну же, Букелини, — снова начала она, — кто такой Рунна-Синг? Почему ты сказала ему, что я нуждаюсь в деньгах? А сказала именно ты, он сам объявил это. Почему он так великодушно обязывает меня?