Фаворитки
Шрифт:
Букелини продолжала молчать.
— Да говори же, говори! — вскричала Лола.
Индианка наклонила голову.
— Он запретил мне говорить, — ответила она.
— Как запретил говорить! Кто запретил? Рунна-Синг? Так я же приказываю тебе отвечать! Видишь этот перстень? Если ты скажешь — он твой. Кто такой Рунна-Синг и почему, когда ты рассказала ему о моем затруднительном положении, он так поспешно явился меня от него избавить? Он меня знает? Однако я не помню, чтобы видела его. Он богат? Он знатное лицо в твоей стране, начальник, принц?..
И задавая эти вопросы, Лола сжимала, как будто намереваясь раздавить, руки индианки. Но
— Ты несносна! — воскликнула Лола. — Убирайся!..
Букелини, не дожидаясь повторения приказа, выскочила из комнаты, а потом и из дома.
В надежде получить какие бы то ни было сведения, Лола спустилась к Ломеру, но тот ничего не знал о Рунна-Синге и даже не видел, как тот вошел. И что значил для него этот индус? Он оплакивал жену, и весь свет не существовал для него.
Однако многие намекали ему о том, чтобы он представил счет и получил деньги за квартиру и стол, за которые капитан Джемс еще не успел заплатить.
Лола предположила, что нашла разгадку этого приключения. Рунна-Синг влюбился в нее. А объяснение в любви, которое из деликатности он не хотел сделать, полагая, что она оплакивает мужа, она услышит от него в Европе.
Ведь он же сам сказал, что скоро будет в Европе и там увидится с ней!
Кто знает? На палубе корабля «Голден-Флич», на который она взяла место, быть может, к встретит она своего таинственного благодетеля?
Лола ехала под именем девицы Монтец, под фамилией своей матери. Муж оставил ее — она бросила его фамилию, и к тому же она ехала в Кадикс и ей удобно было назваться сеньоритой, возвращающейся на родину. Она достаточно знала по-испански, чтобы сыграть свою роль. Отныне она испанка! Ее роскошные черные волосы, большие темно-голубые глаза с длинными ресницами, тонкий нос с раздувающимися ноздрями, матовый цвет кожи, гибкая стройная талия — все это не открыло бы обмана…
А вдруг на корабле с ней встретится Рунна-Синг? Он удивится живой перемене имени. Нет, он поймет желание молодой женщины не иметь более ничего общего с недостойным мужем.
Но Рунна-Синга не было на корабле, тщетно Лола разыскивала его, по-видимому, не это судно должно было перевезти в Европу красавца князя.
Лоле было досадно; ей было бы приятно продолжать роман, герой которого так великолепно знакомится с героиней. Но от этого следовало отказаться, и за отсутствием индийца Лола обратила свое внимание на молодого англичанина, адъютанта лорда Эльфинстона, отправлявшегося по совету медиков в Кадикс к одному своему дяде лечиться от грудной болезни.
Природа не особенно одарила Джефри Леннокса физической красотой, но он так страдал!.. У него была чахотка, как уверял медик, и притом, по словам капитана, он был богат, миллионер. По доброте души Лола позволила ему любить себя. Разве не великодушно усладить последние дни умирающего?
А Джефри Леннокс страстно полюбил Лолу. В Кадиксе, вместо того чтобы отправиться к дяде, он нанял дом, в котором поселился с любовницей. И вообразите себе, вместо того чтобы приближаться к смерти, как предсказывали медики, Джефри Леннокс, напротив, с каждым днем укреплялся.
Лола вылечила его! Но как бы вы думали, какой благодарности она требовала от своего любовника? Она требовала, чтобы он взял ее замуж, хотя муж ее был жив. Но кто знает, где он!.. Его как будто и не было!..
Не так смотрел дядя Джефри Леннокса, сэр Гидж. Пусть у племянника есть любовница — сэру Гиджу было все равно, но когда он узнал, что племянник, не довольствуясь тем, что разоряется на нее, задумал сделать из нее жену, сэр Гидж обеспокоился. По его настоянию Лола была вызвана в суд, где ее прежде всего спросили, в каком городе Испании она родилась? Отвечать на этот вопрос ложно было опасно. Лола это чувствовала, и так как она сказала правду, то сеньориту Монтец, превратившуюся в миссис Джемс, вежливо попросили вернуться если не к мужу, поскольку она не знала, где он, то, по крайней мере, в свое отечество.
В противном случае ей угрожали тюрьмой, пока ее любовник не облагоразумится. Лола повиновалась. Прямо от судьи она села в карету, которая привезла ее к пристани, где уже ждало судно, отправляющееся в Лондон.
Сэр Гидж, как истинный джентльмен, чтобы как-то усладить это изгнание, прислал на корабль довольно значительную сумму.
Сэр Гидж действовал в интересах своего племянника, но самые лучшие намерения дают иногда не те результаты, которых ожидаешь. Едва только Джефри Леннокс был разлучен с любовницей, он начал страдать сильнее и вскоре умер.
— Стоило же труда разлучать нас! — сказала Лола, когда ей передали в Лондоне это известие. — Если б Леннокс женился на мне, он жил бы да жил еще!
— Но ведь он не мог на вас жениться.
— Не мог! Почему не мог? Как только мы согласились на это, кто нам мог домешать?
— Закон. Он запрещает подобные браки.
— Тогда он должен разрешать развод! А то он дает мне мужа, который меня бросает, и запрещает брать другого!.. Он велит мне или не любить всю жизнь, или иметь только любовников!.. Хорошо же! Меня принуждают, у меня будут любовники. У меня их будет сто!.. А чья вина? Тех, которые по глупой скупости помешали мне быть честной женщиной…
И она сдержала слово. В течение пяти или шести лет, которые последовали за принятием этого решения, она имела, как остроумно выразился кто-то, «слишком чересчур».
Из Лондона, где она в одно мгновение растратила данные сэром Гиджем деньги, она в 1839 году возвратилась в Испанию и там сделалась танцовщицей. Проезжая одну за другой все провинции королевства, начиная с Галисии и кончая Эстремадурой, она у каждой похищала национальный танец.
Итак, она сделалась испанской танцовщицей и впервые на подмостках Брюссельского театра пустила в ход свое хореографическое искусство, затем отправилась в Париж, но ее час в Париже еще не пробил, она уезжает в Берлин, где публика ее освистывает, но где зато она проглатывает живьем трех или четырех жирных баронов, потом — в, Варшаву, откуда ее выгоняют, а там — в Петербург, где она была принята с распростертыми объятиями.
Между тем, получая груды золота, больше как куртизанка, чем балерина, Лола из-за своих разорительных наклонностей часто бывала без денег.
Мы уже сказали, что Лола дебютировала в Брюсселе, но в то же время мы должны сказать, что принята она была там холодно. В ее танцах был огонь, была страстность, но им недоставало грации. Лола удивляла как танцовщица, но она не пленяла.
Решившись после двенадцати представлений оставить город, в котором были так скупы на аплодисменты, она приказала горничной укладывать чемоданы. Но несчастье никогда не приходит одно: в тот день, когда она решилась покончить с театром, ее любовник — толстый фламандский банкир — разошелся с ней, быть может, по той же причине, по какой она оставляла Брюссель, то есть потому, что ей мало аплодировали.