Фаянсовый череп
Шрифт:
– Наконец-то! – воскликнул женский голос на том конце провода с таким облегчением, что Юрию стало не по себе.
"Ай-яй-яй, – подумал он, – как нехорошо получилось. Девушка переживает, а я, поросенок этакий, трубку не беру…” Впрочем, веселое и несколько фривольное настроение, вызванное видом запотевшей рюмки и копченой колбаски с зеленым лучком, как-то незаметно улетучилось, и Юрий снова ощутил нарастающую тревогу.
– Добрый вечер, – с легкой запинкой поздоровался женский голос в трубке. – Это Лида вас беспокоит. Вы не…
– Подождите, – сказал Юрий, которому
Он отлично знал, что случилось. Существовала только одна причина, по которой Лидочка Маланьина могла звонить ему домой. Причина эта сейчас торчала на берегу одного лесного озера и, наверное, любовалась закатом, неторопливо покуривая и поплевывая в воду с причала. Лидочкин голос звенел от тревоги, и Юрий подумал, что ему ничего не стоит прямо сейчас взять и успокоить эту девчонку, сказав ей, что с ее ненаглядным все в полном порядке. Но он тут же вспомнил Мирона и данное ему обещание помалкивать. “Вот черт”, – подумал Юрий. Давая это обещание, он как-то не вспомнил о Лидочке, а вспомнить о ней стоило, пожалуй, в первую очередь. Уж она-то во всей этой истории была абсолютно не виновата – как говорится, ни сном, ни духом.
«Трах-тарарах, – подумал он, – врать-то я как раз и не умею! Мне это сто раз говорили самые разные люди, да я и сам в этом неоднократно убеждался. Впрочем, врать по телефону, наверное, все-таки легче, потому что не видно лица того, кому врешь. Вот сейчас и попробуем.»
– Вы не знаете, куда подевался Дима? – спросила Лидочка. Она старалась говорить спокойно, но голос у нее предательски звенел, как сильно натянутая струна: того и гляди, дзынькнет и порвется пополам. – Его нет ни дома, ни на работе, а тут ходят какие-то странные слухи…
– Какие слухи?
– Ой, разные. Я даже повторять боюсь – а вдруг сбудется? Я просто подумала: а вдруг вы знаете? Ну, мало ли что… У вас с ним.., как бы это сказать…
– Да уж скажите как-нибудь, – предложил Юрий, чтобы выиграть немного времени. Мозг его лихорадочно метался в поисках выхода: что же ей ответить? Что сказать-то?
– Ну, он был перед вами… Он был перед вами сильно виноват…
– Стоп, – прервал ее Юрий. – Это кто же вам такое сказал?
– Он сам. Он очень переживал, только виду не показывал. Знаете…
– Ясно, – сказал Юрий. – За это с него все грехи долой. Погодите-ка, Лида. Вы что же, решили, что я мог его.., гм.., мог попытаться ему отомстить?
– Я не знаю, – растерянно сказала Лидочка. – Правда, не знаю. А что, по-вашему, я должна была решить, если его нигде нет с самого утра?
– Да что угодно, – сказал Юрий, – только не это. Нет, ну в самом деле, обидно же! Да что я вам, Бармалей какой-нибудь, что ли? Это ж надо было до такого додуматься!
Он разорялся на эту тему еще некоторое время – до тех пор, пока не услышал в трубке всхлипывания.
– Лидочка, – уже совершенно другим голосом заговорил он в трубку, – ну что вы, в самом деле? Слухи, говорите? Плюньте на слухи! Вы же журналист и должны уметь отделять правду от вымысла. И Дима тоже, между прочим, журналист. Он мог пойти по
– В том-то и дело, что знаю! – теперь уже откровенно рыдая в голос, с трудом выговорила Лидочка. – Он никогда так не поступает. Если он опаздывает или вообще не может со мной встретиться, он обязательно найдет минутку, чтобы позвонить. Обязательно, слышите?! А тут такое говорят.., такое…
– Да что говорят-то? Перестаньте реветь и объясните толком, в чем дело!
Грубость подействовала на Лидочку, как ушат холодной воды. Она действительно перестала рыдать.
– А вы включите телевизор, – сказала она сухо, – и сами послушайте.
И бросила трубку.
«Уж лучше бы она продолжала плакать, – подумал Юрий. – Хотя о чем это я? Пусть уж лучше злится на меня. Тем более что злиться на меня есть за что. Ну, Мирон. Ну, Мирон! Я тебе, змею поганому, этого не забуду. Девчонку-то вы за что мучите? А у него, у Димочки, еще ведь и мама имеется. Психолог. Неужели они и маме ничего не сказали? Да, так что там у нас такое по телевизору?»
Он вернулся на кухню, на всякий случай прихватив с собой телефон, и уселся на свое любимое место в углу окна, нашаривая на подоконнике пульт дистанционного управления.
По местному каналу как раз передавали новости.
«Как по заказу, – подумал Юрий. – Ну, что у нас там стряслось?»
В глубине души он боялся увидеть репортаж, снятый в охотничьем домике на озере – свеженький, с пылу с жару репортаж, до отказа набитый кровавыми подробностями злодейского убийства.
Ничего подобного он, однако, не увидел. Вместо знакомой панорамы на экране возникла миловидная дикторша, старательно считывавшая с монитора текст информационного сообщения.
– ..журналист Дмитрий Светлов. Коллеги исчезнувшего журналиста подозревают, что к похищению причастны лица, чьи интересы были затронуты в последней публикации Светлова, посвященной предполагаемым злоупотреблениям, которые имели место во время строительства Московской кольцевой автомагистрали…
– Чего-чего? – переспросил Юрий, словно надеялся и впрямь получить ответ. – Какое еще похищение? С ума вы все посходили, что ли?
Не отдавая себе отчет в собственных действиях, он протянул руку и рывком выплеснул в рот водку. Никакого вкуса он так и не почувствовал, но зачем-то затолкал в рот пучок зеленого лука и принялся с хрустом жевать. Этот хруст мешал слушать, и Юрий прибавил громкость.
– ..главный редактор еженедельника “Московский полдень”, где до вчерашнего дня работал Дмитрий Светлов, Игорь Миронов. Вам слово, Игорь.
На экране возникло хмуро-озабоченное лицо Мирона. Съемка происходила в его кабинете, и по положению солнца Юрию показалось, что интервью у Мирона брали часа в два пополудни плюс-минус час, то есть фактически почти сразу после того, как Юрий со Светловым покинули Москву.
– Во-первых, я должен уточнить, – сказал Мирон, подчеркивая каждое свое слово рубящими жестами руки, в которой дымилась сигарета. – Дима Светлов не работал, а работает в нашей редакции. Мне не хотелось бы говорить о нем в прошедшем времени.