Фаза 3
Шрифт:
Сегодня же позвоню, решила Гейл. Дождусь, когда Роберт приляжет после ланча, и позвоню. Договорюсь с дизайнером. Картинки картинками, но надо съездить вместе с этой дамой на место и посмотреть своими глазами, послушать ее доводы. Обязательно съездим, как только стихнут дожди.
Ей вдруг страшно захотелось на дачу. Зима была ужасной – морозы, каких давно не видели. Казалось, она никогда не кончится, эта зима. Рекордно низкая температура и снегопады чуть не каждый день. К тому же Роберт все глубже и глубже погружался в себя, замыкался в невидимом коконе равнодушия.
А этот чудесный дом на Кейп-Код! Как он греет душу…
Они купили его двадцать лет назад. Коллега Роберта по адвокатской конторе пригласил
В тот же день маклер показал им дом. Дом, конечно, великоват для летней дачи и без вида на море. Но именно из-за этого чуть не вдвое дешевле. Это во-первых. А во-вторых, Гейл влюбилась в него с первого взгляда.
И с тех пор они проводили здесь каждое лето. Гейл приезжала уже в мае и дожидалась Роберта – он, как правило, появлялся четвертого июля, в День независимости. Запирал их дом в Бостоне и приезжал в Труру. Роберту никогда не хватало терпения существовать в отрыве от цивилизации больше чем три-четыре недели, особенно в те годы, когда у него все еще была фирма. А Гейл ничего не имела против такой изоляции. Ей было чем заняться. Благодаря ее стараниям участок в четверть гектара уже в первые несколько лет превратился в элегантный мини-парк. Само собой, следить за этим хозяйством было нелегко, она почти целыми днями возилась в саду. Жаловалась, сердилась, но тяга к усовершенствованиям была неодолимой. Видимо, в роду ее были крестьяне и земледельцы – почти каждый, кто попадал в ее владения, произносил одну и ту же фразу: “Вы родились с зелеными пальчиками, Гейл”. Ее пионы у веранды вызывали всеобщее восхищение. А что говорить о полуметровом декоративном луке с сиреневыми шарами соцветий позади кизиловых кустов. Плетистые розы карабкаются по шпалерам с таким усердием, будто ищут встречи с Всевышним.
Но красота обманчива. Чтобы ее поддерживать, требуется немало усилий. Две недели без ухода – и белые корни лютика опутывают кусты шиповника, как удавчики; иногда ей кажется, что если хорошенько присмотреться, можно заметить их неуклонное движение. А сладко-горький паслен будто дожидается удобного случая, чтобы задушить сирень. Иногда опускались руки. Почему бы не остановиться? Природа сама знает, кому суждено распорядиться эволюцией в свою пользу, а кому нет. Почему бы не оставить все как есть? Но есть и другая точка зрения: да, все верно, природа самодостаточна, но беда в том, что ты уже вмешался в естественный цикл. А уж если вмешался, надо продолжать, экологический баланс нарушен, ты уже пошел против воли природы. И Гейл работала с утра до ночи. Не успеешь закончить прополку одного участка, тут же выясняется, что и соседний успел зарасти сорняками. Посадить деревце можно, но будь готова посвятить осень рыхлению, подкормке и обрезке. Вещи, которыми ты владеешь, в конечном счете владеют тобой, со вздохом повторяла она. Гейл очень любила такого рода максимы, хотя вся ее жизнь свидетельствовала: это преувеличение. Вряд ли она находится во власти двух домов и трех дорогих авто. Скорее наоборот.
– Возьмите бумагу в руки, согните пополам и положите на колени.
Роберт взял бумагу обеими руками и посмотрел на Гейл, ища поддержки. Она ободрительно кивнула и тут же оглянулась на врача – может, и кивать нельзя?
Ее муж выглядел как ребенок, которому предложили сложить бумажный самолетик, а он не знает, как взяться за дело. Было что-то безнадежное в его взгляде.
Доктор повторил предложение. Согните пополам и положите на колени.
Роберт подумал немного, сложил лист пополам, выровнял ногтями и положил на колени.
– Великолепно, блестяще. – Врач повернулся к дисплею компьютера и пощелкал по клавиатуре. Дождался, пока распечатка выползет из принтера, и протянул бумагу Роберту. – Итак, вы к нам обратились по рекомендации… – он опять глянул на дисплей, – доктора Гилберта, не так ли?
– Да-да, совершенно верно, – подтвердила Гейл. Гилберт был их домашним врачом.
– Полагаю, он рассказывал о нашей работе?
– Вы имеете в виду новый препарат?
– Да, речь о нем. Клинические испытания. Мы, само собой, на этой стадии пока не располагаем надежными результатами. Пока… – со значением повторил он, растопырил пальцы и покрутил в воздухе – наверное, нет другого жеста, так точно выражающего неопределенность. – Никаких официальных гарантий, если можно так сказать. Мы сейчас в третьей фазе. Но это неслыханно интересное и обнадеживающее исследование.
– Мы в нашем положении готовы пробовать любые средства. Мы… – Гейл услышала собственные слова и растерялась – сообразила, что никогда и ни с кем про это не говорила. – Мы… скажите правду, доктор, – мы в конце пути?
Доктор наклонился вперед и сочувствующе кивнул.
– Вы, должно быть, очень устали, – сказал он участливо. – Вам кто-нибудь помогает?
Она прикусила губу, словно от внезапной боли.
– У вас нет детей?
– Нет.
– Братья, сестры, с которыми вы можете поделиться? Близкие друзья?
Она молча покачала головой – побоялась, что дрогнет голос. Никого. Одна во всем мире. Она – и эта жуткая болезнь, отнимающая у нее последнее.
Доктор серьезно кивнул.
– Тогда сделаем так. – Он посмотрел на Гейл, потом на Роберта. – Я запишу вас в группу добровольцев. Через неделю-другую вас пригласят на магнитно-резонансное сканирование. Испытания начались еще осенью, но набор добровольцев продолжается. Разработчики по-прежнему приглашают пациентов для участия. И знаете что, Гейл? Вам тоже нужна помощь. Дневной стационар, помощь в хозяйстве. Группы поддержки. Вам надо с кем-то разговаривать, делиться. Что бы там ни говорили – это тяжелый диагноз. В одиночку справиться трудно.
Гейл заставила себя улыбнуться. Неужели он решил, что она собирается расплакаться? Ну нет. И никаких групп ей не нужно. Нужно только одно – поскорее начать лечение и перевернуть эту страницу.
Доктор встал. Дал понять: прием закончен.
– Вам позвонят из исследовательской группы и назначат время. Руководит лабораторией доктор Эндрю Нгуен. Блистательный ученый. Клинический центр в Чарлестоун, Нэви-Ярд. Вы ведь живете поблизости?
Гейл тоже поднялась.
– Честнат-Хилл.
– Превосходно. Значит, так… Пройдите в приемную, к вам выйдет медсестра с направлением, выпиской и кое-какими материалами. Дождитесь ее, пожалуйста.
Гейл поблагодарила, одернула юбку, повесила на плечо сумку и протянула руку Роберту. Роберт довольно долго молчал, сохраняя странное выражение лица, потом неохотно встал.
Понимает ли он, что происходит? Стыдится? Или это гримаса отчаяния?
Боже, как же это случилось? Роберт был самым умным мужчиной из всех, кого она встречала. Не было ничего, чего бы он не умел. Перерыл все дела в адвокатском бюро, помнил наизусть все прецеденты, законы, уложения и поправки. Прочитал все книги, которые стоило прочитать. Провез ее по запутанным дорогам в Апеннинах, ни разу не заблудившись. Заказывал ужины из пяти блюд на безукоризненном французском в лучших ресторанах Парижа, при этом так непринужденно, что ни один официант даже не заподозрил, что перед ним не французский гурмэ. Блистательный интеллект. Гейл часто вспоминала игривую шифровку в кроссворде: самый эротичный орган мужчины, четыре буквы. Правильный ответ – мозг. И вот – жалкий, растерянный, непохожий на себя. Не может нарисовать стрелки на часах.