ФБР
Шрифт:
— АААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!! — крик отчаяния вырвался из старческих лёгких, но тут же был оборван новой полиэтиленовой лентой, впившейся в рот и щёки.
— Они все одинаковы, — прозвучал томный женский голос.
Зиновий забегал глазами, но голова была намертво прижата ремнями к кожаному подголовнику и ничего, кроме белого пластикового потолка и люминесцентных блинов ламп, разглядеть не удавалось. Искусственный свет слепил. Даже через закрытые веки он проникал кровавым бликом на сетчатку. Раздражая. Изводя. Мучая…
Постепенно свет начал сбавлять яркость.
— Обычно я не делаю этого… — задумчиво произнёс голос. — Но ты ведь у нас особенный, правда, Зиновий? Обычно я не трачу много времени на сырьё… Хотя ты чем-то меня задел. Да и вообще, я немного устала от чупакабр и дагонцев. С ними особо не поговоришь. Признаться, человеческого общения мне не хватает… Ах, точно, проказник Градов, невежливо разговаривать с человеком, не смотря на него, ай-я-яй!
Спинка кресла медленно принялась подниматься. Картина потолка сменилась стеной со стеллажами, на которых лежали различные приспособления из металла, стекла, пластика и резины. Неудивительно, что от их вида Зиновия бросило в ледяной пот. Колбы, пробирки, мензурки, скальпели, шприцы, пипетки, клизмы, иглодержатели, пинцеты, зажимы, ранорасширители, препаровочные ножницы, электрорезаки для суставов… названия двух третьих остальных чудовищных приборов Зиновий Сергеевич не знал. Да что там название, он и представлять не представлял об их существовании. Об их предназначении можно было лишь с ужасом догадываться…
Но где же обладательница голоса?
— Ох, дружок ты мой, такая развитая интуиция многообещающа! — раздался где-то за спиной сахарный голосок. — И если бы от тебя не разило дешёвым самогоном, так вообще отлично было… бы… Скажи-ка мне лучше, ты когда байганом закидывался, не было ощущения, что в голове раздаются посторонние голоса? Окружающие предметы не передвигались «сами по себе»?
Зиновий Сергеевич промычал что-то через сжимающие ему рот ремни.
— Ой, бедненький, ты ведь ничего не можешь мне сказать, — с дешёвой театральной досадой пожалел голосок. — Давай так сделаем, я тебе капелюсечку ремни приспущу, и тогда ты сможешь немного головой шевелить. Влево наклонишь — значит «нет» говоришь. Вправо — значит «да». Всё просто, всё легко и замечательно!
Зиновий ощутил щекой прикосновение тонких холодных пальцев. Они пахли сладкими женскими духами, сигаретами и… трупной гнилью…
— Не криви мне тут мордой своей! — рассвирепел голос. — Знал бы ты, что мне в руки приходится брать, то не кривился бы!
— Ну ладно, — смягчился голос, — можешь на меня посмотреть.
На фоне зловещих стеллажей появилась женщина в белом халате с бурыми, жёлтыми и красными пятнами на рукавах и переднике. Женщина была молода, стройна, с большой грудью и длинными чёрными волосами, сплетёнными в две широкие толстые косы. И всё бы ничего, вот только лицо… на нём ещё сохранились остатки былой красоты… вместе с уродливым шрамом от ожога на пол правой щеки… шрам уродовал край губ и, подобно чудовищному слизню, стекал по скулам на шею, теряясь за бортами белого халата.
Зиновию стало жаль эту женщину, несмотря даже на то, что она приковала его к акушерскому креслу и, скорее всего, сейчас пустит в ход все эти ужасные приспособления…
— Чего пялишься, уродец! Хватит пялиться, мразь! — завизжала женщина.
Градов отвёл взгляд.
— Вот так лучше, Зиновий, так намного лучше. Ответь, ты раньше замечал за собой склонность к психокинетизму?
Градов едва повернул голову влево, скользнув взглядом по уродливому шраму женщины.
— Так, интересненько, очень интересненько… — бурчала под нос женщина, рыща возле зловещих стеллажей. Вот она отыскала, что искала — пластиковый чемоданчик. Какое-то мгновение, и этот чемоданчик водружён на металлический столик возле операционного кресла. — Дай догадаюсь, ты всю жизнь употреблял один и тот же сорт байгана. Ты консерватор, верно?
Градов чуть наклонил голову вправо.
— Ну вот видишь, не все бабы такие тупые, как ты себе там думал, ведь думал, да? — разговор не помешал женщине открыть пластиковый чемоданчик и приняться извлекать из него небольшие округлые стеклянные ёмкости с короткой толстой иглой на одном конце и миниатюрной резиновой грушей на другом. В пробосборниках плескалась прозрачная жидкость.
Зиновий не стал шевелить головой.
— Ну да, ну да, экие мы молчуны, — ухмыльнулась женщина и потрепала старческую щёку, чуть выше кляпа.
«Вот ты какое, прикосновение смерти…» — разве у Градова могла проскользнуть другая мысль?
— Ладно, проехали, ты вот что мне лучше скажи, — продолжила допрос женщина, деловито переминая в руках пробосборник, — твой выбор — «Пряная ночь», верно?
Зиновий немного наклонил голову вправо. Что-то внутри протестовало, требовало не идти на поводу у этой ужасной женщины, перестать с ней РАЗГОВАРИВАТЬ. Но с другой стороны — иного выхода всё равно нет. Тугие ремни не порвать. И мало чего в голову может взбрести этой шрамированной суке, вздумай Зиновий противиться…
— Какие вы все предсказуемые жлобы, — фыркнула женщина, выдавливая через грушу воздух из пробосборника до тех пор, пока из иглы не брызнула жидкость. Не церемонясь, доведённым до совершенства движением руки черноволосая шрамообладательница вонзила иглу в шею Градова. Отпустила сжатую грушу, и в ёмкость брызнула струйка крови, тут же перемешиваясь с прозрачной жидкостью. Столь же изящным движением, женщина вырвала пробосборник из шеи подопытного. Следом за иглой последовала кровь, стекая по шее тонкой бороздкой.
Зиновий задёргал головой лишь после того, как игла была извлечена. Ведь он прекрасно понимал, что, вздумай он сделать это раньше, нанёс бы себе лишь больший вред. Если бы в рот не врезался ремень, то зловещая комната со стеллажами, полными орудиями пыток, сотряслась обречённым воплем.
Да, укол оказался крайне болезненным…
— Ну ты и слабак, — не скрывая досады заключила женщина, вглядываясь в пробосборник, жидкость внутри которого, смешавшись с кровью, приобрела бледный розовый цвет. — Признаюсь, я ожидала от тебя большего…