Федор Трофимович и мировая наука
Шрифт:
– Какой марки?
Коврик мягко опустился на железную решетку, и дед довольно ловко вскочил и подбежал к нам.
– "Темп-шесть", Федор Трофимович, как вы и велели. Ну зачем же вы?..
– А мне на людей - ноль внимания, - сказал дед.
– Еще разобьешь его по дороге. Лучше я его сам до дому доставлю. Ставьте сюда.
И царственным жестом дед указал на коврик.
Джигит вздохнул, пилот улыбнулся, и они поставили телевизор, куда указал старик. Коврик приподнялся на метр от земли
Все произошло так быстро, что я опомнилась, только когда удивительная процессия - коврик с телевизором, дед в двух шагах за ним и джигит еще в двух шагах позади - исчезла за клубом пыли, поднятой въехавшим на поле "газиком".
– Ну вот, - сказал пилот, насладившись идиотским выражением моего лица. Считайте, местная гордость.
– Как же это он так?
– А бог его знает! Писали, говорят, в Академию наук.
– Ну и что?
– Не ответили.
– Чепуха какая-то.
– Вот так все и говорят. Ну ладно, приятно было познакомиться. Мне обратно вылетать.
– Спасибо. А как пройти к комбинату?
– Да за деревьями сразу улица.
Я шла по песку узкого переулка между белыми стенами мазанок, соединенных тростниковыми плетнями, и никак не могла изгнать из головы видение деда, летящего к самолету, и бороды его, извивающейся по ветру. Нет, тут -что-то не то... Летает по поселку человек на странном сооружении - на чем-то вроде ковра-самолета; и окружающие никак на это не реагируют. Может быть, он гениальный изобретатель-одиночка, самородок, в тиши своей избушки творящий историю науки? И я решила найти его и разгадать тайну.
На комбинате история с насосом закончилась неожиданно легко и быстро. Оказывается, им в самом деле звонил Худайбергенов; и они в самом деле могли отдать нам насос. Больше того, завтра уходил катер вверх по Аму, и зам-директора при мне распорядился, чтобы насос погрузили и доставили почти к нашему кишлаку..,,
А когда официальная часть беседы закончилась, я, не в силах больше сдерживаться, окинула подозрительным взглядом белый, похожий на приемный покой в больнице кабинет, полный образцов консервов и, уставившись в пуговицу на белом халате замдиректора, спросила его можне, естественней:
– Вы не слышали о таком Федоре Трофимовиче?
– А-а, - сказал зам, - я сам писал одному своему приятелю-журналисту в Ташкент.. '
– Ну и что?
– Ответил, что сейчас не та конъюнктура, чтобы писать. об Атлантиде и космических пришельцах.
– Но при чем тут пришельцы?
– И о "снежном человеке" теперь не пишут.
– Вы же его сами видели. Собственными глазами!
– "Снежного человека"?
– Федора Трофимовича.
– Как вас. Он даже мне как-то предлагал прокатиться.
– Ну и
– Ну и все. Не могу же я кататься на сомнительном ковре-самолете по поселку, где меня каждая собака знает. А что скажут подчиненные мне сотрудники?
– Но ведь ковер существует.
– Разумеется.
– А вы говорите о нем, будто здесь ничего особенного нет.
– Не исключено, что и в самом деле ничего особенного. А мы поднимем на ноги весь мир и окажемся в неловком положении. Дешевая сенсация, вот как это называется. Вообще-то говоря, я все собираюсь съездить в Нукус...
Зам был молод, чувствовал себя неловко и, как бы оправдываясь, показал на банки в шкафу и добавил:
– Технологию меняем. Леща меньше стало - судак пошел.
Но на прощанье зам дал мне адрес деда Федора и даже подробно рассказал, как к нему пройти.
– Может, вы протолкнете это дело; Неплохо бы, - сказал он.
– Вдруг окажется, что наш поселок - родина нового изобретения.
– Да, а почему Федор Трофимович в фуражке? Он милиционер?
– Нет, из казаков. Сюда оренбургских казаков когда-то переселили, при царе.
Мазанка деда Федора оказалась солидным, - хотя и невысоким сооружением под железной крышей, обнесенным, как и все дома в Туйбаке, плетнем из тростника. Над крышей гордо возвышалась на длиннющем шесте телевизионная антенна - не иначе как дед заготовил ее заранее. Я постучала и долго стояла перед зеленой калиткой, из-за которой доносился мерный, серьезный лай. Наконец калитка открылась, и в проеме ее обнаружился взмыленный джигит с отверткой, в руке и мотком проволоки в зубах.
– Ввавуйте, - сказал он, и проволока задергалась, хлеща его по ушам. Ваводите.
Я поблагодарила его за приглашение и заглянула джигиту через плечо, ища обладателя серьезного собачьего голоса. Обладатель - маленький пузатый щенок лежал у будки, привязанный на солидную цепь. Я успокоилась и вошла. Джигит запер свободной рукой калитку, вынул проволоку изо рта и пожаловался:
– Никакого покоя, - принеси, отнеси. Уеду в Нукус, наверно, да?
– Не знаю, - сказала я.
– Мне хотелось бы поговорить с вашим тестем.
– Джафарчик!
– раздался громовой голос; - Где тебя носит?
– Опять будет нотации-мота-цяи читать. Пойдемте.
– Здравствуйте, здравствуйте, - приветствовал меня Федор Трофимович ласково, будто давно был со мной знаком.
– Вот, тех нику осваиваем. Из Ургенча принимать будем и из Нукуса. А вы, значит, кто будете?
Я представилась, потом сказала:
– Вы меня извините, конечно, за беспокойство.
– Какое уж тут беспокойство. Ты, Джафарчик, продолжай, не обращай внимания. Джафар - зять мой, техник по специальности. А мы с гражданкой бражки выпьем по стаканчику.