Феерическая Академия
Шрифт:
— Времена его молодости уже прошли! Его уже голодные червячки на кладбище ищут с фонариками, удивляя переглядываясь «Где он?», а ты молодая, красивая… У тебя еще все впереди! – от всей тронутой души утешала я несчастную, поглядывая на портрет какого-то старикана, зловеще освещенного голубым светом, идущим от пылающего камина. Фу! Чем думала предыдущая крестная, отдавая такую милую, симпатичную девочку замуж за это мерзкое и отвратительное чудовище? Бррр! Мерзость – то какая!
Мне уже как-то не сильно и хотелось связываться с этим отвратительным типом, превратившим в моих глазах в один сплошной недостаток.
—
Крестница покраснела, умолкла, встревоженно глядя куда-то в сторону лестницы. Я подняла голову и обомлела. Изящно облокотившись на роскошные перила, стоял хозяин, внимательно и с явным интересом слушая разговоры. Я честно представляла себе бледную, трясущуюся то ли от холода, то ли от бессильной злобы на весь мир дряхлую немощь, которая половину дня страдает от того, что в доме красивая девушка, а что с ней делать он уже забыл, а вторую половину дня строит планы по захвату мира. Но пока что дальше захвата одеяла дело не сдвинулось. Однако ж, надо с чего-то начинать…
И вот теперь я смотрела на высокого, красивого, словно сказочный принц, перешедший на темную сторону силы, мужчину в алом камзоле. Видимо, на темной стороне он обзавелся многообещающей усмешкой и выражением лица, словно купил квартиру с видом на помойку.
Хищно улыбнувшись, хозяин сделал шаг в сторону лестницы, не сводя с меня темных глаз. Длинные, прямые, темно-медные волосы спадали на плечи, блик свечей играл на них, словно плясали языки пламени.
— Это и есть твоя дряхлая немощь? – шепотом спросила я крестницу, которая тут же решила испариться с горизонта, делая вид, что совершенно здесь не при чем.
— Позвольте представиться, — послышался дерзкий голос, а я смотрела, как грациозно опускается нога в черном сапоге на первую ступеньку. За хозяином стелился алый плащ, а в его руках были сжаты черные перчатки. – То самое чудовище. Хотя я предпочитаю слышать это слово задыхающимся шепотом на ушко.
Тени плясали по бледному лицу хозяина, а я сидела, приоткрыв рот от изумления. Глаза у него были вишневые, а в них плясали нехорошие блики от камина.
— Мерзавец. Такое чувство, что я вас бросил. Но смею заметить, я вас еще даже не поднимал, — насмешливо выдохнул он, а улыбка стала слегка угрожающей. Он шагнул еще на одну ступеньку ниже, отбросив длинные волосы. – Тварь редкостная! Раз я редкостная, то меня нужно беречь. Начинайте.
— Твари редкостной не было! – возразила я, не сводя глаз с хозяина, который смотрел на меня, не обращая внимания на мою крестницу, которая тут же куда-то засобиралась.
— Была, — ответили мне со снисходительной улыбкой, прислонив палец к своим губам и вежливо улыбаясь. – Не спорьте… Продолжим!
До конца лестницы оставалось еще пять ступенек.
— Старый. Сморчок, — хозяин миновал две ступеньки, а я почему-то засобиралась домой. – У которого. Больше. Не стоит.
Он стоял передо мной, а где-то в другом конце зала мелькнуло платье моей крестницы. Изящные ножки быстренько сматывались, а я даже не успела заметить, как ее платьице мелькнуло в дверях.
— Вы, я так понимаю, та самая крестная фея, которой меня пугали, — на меня смотрели странным взглядом. Слишком пристальным и слишком заинтересованным.
Часть вторая
Глава четвертая. Офеительный поцелуй
Это был тот самый неловкий момент, когда плохо говорить об отсутствующих было не только показателем невежливости, но и признаком отменного здоровья.
— Мое почтение, крестная фея, — послышался приятный голос внезапно позади меня, который меня обезоружил, обескуражил и заставил неуютно поежиться в чужом кресле. Как это он так быстро успел? – Я так много о вас наслышан, а теперь даже слегка «навижен»… Чувствую себя огоньком, на который слетела ночная бабочка.
Мне улыбнулись так, что я тут же включила режим «этикетки от этикета»,
— О, вы ошибаетесь, я – не ночная бабочка. Я, скорее, моль. И вы, как шуба, не в моем вкусе, — парировала я, предельно вежливо. Я не успела заметить, как хозяин очутился напротив меня, заслоняя собой неуютное пламя камина. Как он так делает? Только что он был позади меня.
Мою руку бережно взяли с подлокотника, а сердце почему-то запротестовало, срочно требуя отдернуть ее от чужих губ и еще и надавать по ним, как следует. Прохладные губы прикоснулись к тыльной стороне моей ладони, а я включила живописца, пытаясь изобразить на лице неописуемый восторг.
— А что конкретно вы про меня слышали? – уточнила на всякий случай я, стараясь быть предельно вежливой и пытаясь выдернуть руку из когтей, которые ее внимательно изучали, проводя тревожные линии по моей ладони. Мою руку не отпускали, а я начинала нервничать. Нервы были на пределе, а запах вежливости улетучивался с каждой секундой.
— Не хочу вдаваться в подробности, — уклончиво заметил обладатель огненных волос, делая шаг, растворяясь в воздухе и тут же оказываясь по левую руку от меня. – Но мне задушевно рассказывали о том, что вы вытворяете, что хотите.
— О, да. Я – очень творческая личность. Мне постоянно говорят: «Что ты творишь?», - осторожно согласилась я, видя, как его рука и ложится на спинку кресла. Меня пугали перстни-когти, которые впивались в обшивку кресла, а потом отпускали, словно хищник добычу. Меня смущали его глаза, в которых застыла спекшаяся кровь, изредка вспыхивая отблеском пламени. Меня напрягали эти высокомерно поджатые губы, соколиный, смертельно бледный профиль и алые всполохи волос, струящиеся по плечам.
— А еще я слышал, — послышался голос хозяина, но уже откуда-то справа, пока я осторожно перевела взгляд. – Что вы нетвердо стоите на ногах и предпочитаете регулярные вливания в недвижимость, мечтая сколотить себе нужное состояние.
Так деликатно мне еще никто не намекал на похождения моей предшественницы! Я вспомнила батарею бутылок возле лежанки, но тут же изобразила ядовитую улыбку.
— А вы, я так понимаю, любите видеть мокрую женщину на коленях, — осторожно уколола я, глазами тонко намекая на ведро, возле которого маячила моя крестница, размазывая грязь по полу.
— Да, я ей сказал убираться. Но быстро и из дома, — произнес хозяин, а я чувствовала уязвленную мужскую гордость, которая махала мне рукой, прячась за каждым словом. — Мне не нужна служанка.