Фехтмейстер
Шрифт:
Мысли проносились в его голове, точно угнанный с водопоя табун чистокровных арабчаков князя Амилахвари. Заурбек мучительно пытался сообразить, что бы сделал в этом случае Лунев, однако нужная мысль так и не появилась. Ясно было одно: жандармов следовало задержать вплоть до той минуты, когда появится сам Платон Аристархович.
Заурбек понимал, что сотник, наблюдающий за происходящим из окна третьего этажа дома напротив, наверняка уже звонит на Литейный проспект, 20, в Офицерское собрание, где сейчас с Вышеславцевым и его людьми находится сам полковник. Оттуда
Бывший абрек, он на дух не выносил жандармов, и если бы сейчас получил команду открыть огонь, то, пожалуй, успел бы немало положить этих топающих коваными сапожищами отъевшихся гяуров. Он вскинул карабин и поглядел сквозь прицел на самодовольное лицо вышагивающего рядом со строем офицера. «Порождение шакала!» — тихо выругался он, делая над собой усилие, чтобы не нажать спусковой крючок.
Тяжелые кулаки загрохотали в ворота через несколько мгновений. Заурбек приоткрыл зарешеченное окошко.
— Гавари, кого нада? — рявкнул он тем самым «диким голосом», который обычно предполагают услышать всевозможные начальники от свирепых «детей гор».
— Открывай! Не видишь, что ли? — придвигаясь к окошку, выпалил командир жандармского взвода.
— Хазяин твая не ждет! Ухады домой! — продолжая тянуть время, безапелляционно заявил верный слуга.
— Какой домой, шельма?! Не видишь, кто перед тобой? Открывай! Не то прикажу ворота к чертям вышибить!
— Твоя — варота бить, моя — в галаве дырка делать! — В оконце недвусмысленно обозначился ствол карабина, так что каждый желающий мог заглянуть в гнездо свинцовых птиц калибра 7,62 мм. — Моя старший звать, — увещевающее продолжал Заурбек, — твоя — стоять ждать. Старший — хазяину говорить, потом пускать.
Жандармский офицер чуть попятился. Ему было понятно, что штурмовать высоченную чугунную ограду, увенчанную острыми шпилями, да еще зимой и без лестниц — дело непростое. Ломать ворота — тоже. Между тем абрек явно не шутил, палить он начнет — это как пить дать, а уж если в доме услышат стрельбу, то дело придется иметь не с одним дикарем, а целым гарнизоном. Ишь, какая башня — такую на ура в штыки не возьмешь!
— Но-но, парень. Ну-ка не горячись!
— Всем стоять! — раздался снаружи командный окрик, в котором Заурбек с облегчением узнал голос атаманца. — Начальника ко мне!
Лаис глядела на едва освещенное керосиновой лампой лицо нотера. С последней их встречи он превратился из мускулистого юноши в сильного, должно быть, очень сильною мужчину. Резко очерченные скулы Барраппы были покрыты темной жесткой щетиной и глаза его, почти черные, такие же, как у нее; смотрели холодно и бесстрастно.
— Я пришел за тобой, — тихо проговорил он.
— Я знаю, — прошептала Лаис.
— Ты нарушила закон, — кратко, точно пощечины, бросал бывший капрал. — Ты покинула стены храма, бежала из запретного города,
— Слова твои верны, — покорно согласилась Лаис.
— Теперь к прежним своим преступлениям ты прибавила новое — ты выпустила демона.
— Это случилось против моей воли.
— Преступление тянет за собой преступление, — отметая попытку оправдаться, бесстрастно ответил Барраппа. — Все, что ты можешь сделать, — вернуть перстень мне и покориться судьбе. Лишь только демон будет возвращен в адский пламень, ты должна последовать за мной и предстать перед старейшинами и жрецами, дабы они воздали тебе по заслугам.
— Но…
— Оставь все «но» и помни, если я знаю, где ты скрываешься, то и все нотеры будут знать об этом. Даже если твой любовник сможет одолеть меня, вслед придут другие, и они не станут разговаривать ни с тобой, ни с ним.
— Но, — вновь заговорила Лаис, прикрывая ладонью рот своего родственника, — у меня нет перстня. Понимаешь? Он был еще сегодня, потом я потеряла сознание. А сейчас его нет! — Лаис уже не пыталась сдерживаться, говорила скороговоркой, едва не крича: — Его нет, понимаешь, нет!
— Жандармы! — послышался в коридоре испуганный вопль привратника. — Ваше благородие, жандармы!
— Чего ты орешь? — раздался совсем близко голос Чарновского. — Ну жандармы, ну пришли. На то у них и ноги, чтоб ходить. Пойди отвори ворота, пусть заходят. Разузнай, не желают ли они с дороги отужинать.
— Да их же там тьма-тьмущая!
— Эка невидаль! Всех прокормим. В общем, ступай! Не задерживай слуг государевых.
— Если ты скажешь ему хоть слово, — прошептал Барраппа, доставая револьвер из-за пояса и взводя курок, — я застрелю сначала тебя, потом его.
— И не узнаешь, где перстень, — начала было Лаис.
— Тсс! — шикнул бывший капрал, скрываясь под кроватью.
Дверь спальни отворилась.
— Милая, — воркующе-рокочущим голосом объявил конногвардеец, — нам предстоит небольшая прогулка.
— Но я не одета, не причесана…
— Это не важно. Тем более что мы не будем выходить из дома.
ГЛАВА 13
Сила и веник ломит, а разуму за сию конфузию отвечать.
Из прорези бойницы за происходящим у ворот особняка в Брусьевом переулке с нескрываемым интересом следили глаза бывшего абрека.
— Да ты очумел, прапор! — орал на командира жандармского взвода разъяренный сотник. — Ты на кого волну гонишь?!
Четверо рослых жандармов держали атаманца за руки и плечи, но тот вырывался, продолжая бушевать.
— Под трибунал пойдешь! В Магадан! Кедры лобзиком валить!
— Господин сотник, у меня приказ! — стараясь не потерять лицо перед слегка обалдевшими подчиненными, вешал командир взвода.