Фехтмейстер
Шрифт:
— А у меня, по-твоему, шо, расписание поездов на Луну? Какого рожна вы сюда приперлись? Чего вам на Фонтанке не сиделось? Вы нам тут всю малину перегадите!
— Я не намерен отчитываться! — басил прапорщик, нервно теребя темляк шашки.
— Ты знаешь, где отчитаешься? Тебе сказать? А ну, уберите руки, уроды!
— Что здесь происходит? — до слуха Заурбека донесся холодный уверенный голос Платона Аристарховича. — Кто старший?
— Прапорщик Ванюта! — начисто забывая о буйном ругателе, вытянулся перед старшим офицером командир взвода. — Имею предписание арестовать находящуюся здесь
Он чуть покосился на предъявленный невесть откуда взявшимся полковником документ с императорской печатью и подписью. Фонари, освещавшие вход, вырывали из мрака ровные строки, неукоснительно требующие у всех и каждого оказывать немедленное и полное содействие «предъявителю сего».
— Полковник Лунев, контрразведка, — сухо представился подошедший. — Господин прапорщик, ваше появление здесь крайне неуместно. Вы срываете операцию, от успеха которой, быть может, зависит судьба России.
— Но у меня же приказ! — в отчаянии проговорил Ванюта.
— Н-да. — Лунев повернулся к стоящему позади него Вышеславцеву: — Поручик, ступайте в офицерское собрание, пусть вас соединят с генералом Джунковским. Скажите, что я требую отменить приказ об аресте.
Требование, которое полковник смел предъявлять к товарищу министра внутренних дел, ввергло несчастного прапорщика в шок. Еще час назад он искренне надеялся быстро управиться с порученным заданием и ночевать дома, под боком у жены. Выслужившийся из фельдфебелей бедный сын костромского сапожника и гадать не мог, какого высокого полета птицы станут рвать в клочья его многолетнюю беспорочную карьеру. Не выполнить приказ государя, пусть даже исходивший от Распутина, он не мог. Но и перечить императорскому приказу, которым потрясал у его носа контрразведчик, тоже не было никакой возможности.
Лунев глядел на младшего офицера, впавшего в безысходный ступор, понимая, что из-за чьего-то головотяпства комбинация, сулившая быструю победу над сильным, но, слава Богу, не слишком осторожным врагом, рушится, словно карточная пагода. Даже если озадаченный прапорщик незамедлительно уведет жандармов, никто уже не в силах обратить время вспять.
Конечно, этакая демонстрация у ворот особняка вызовет у Чарновского серьезные опасения и заставит свернуть активную деятельность. Но и вламываться прямо сейчас, не дождавшись, когда в доме соберутся прочие заговорщики, было бы вопиющей стратегической ошибкой.
— Ваше высокоблагородие, — примирительным тоном начал было прапорщик. — К чему звонить? Пустое это. Их превосходительство, генерал Джунковский лишь подпись свою поставил, а приказ этот, — Ванюта поднял глаза к темному, затянутому тучами небу, — с самого верху пришел. — Он оглянулся, точно проверяя, не слышит ли кто из посторонних, и объявил полушепотом: — Распутин приказал.
Едва успел произнести он эти слова, как ворота, дотоле остававшиеся неприступными, отворились, и дюжий привратник, радушно кланяясь, затараторил:
— Добро пожаловать, господа! Уж заждались! Барин с барыней теперича в отъезде. Однако велели, как придете, угостить вас, чем пожелаете. Так, коли прикажете, ужин готов. Проходите, милости просим, проходите в дом!
От столь радушного приема жандармский прапорщик опешил еще более, нежели от сопротивления,
— Ладно, — поморщился Лунев. Понимая, то дальнейшее стояние у распахнутых ворот выглядит глупее некуда. — Помните, вы пришли арестовать Лаис Эстер. Все остальное здесь — не ваша забота.
— Слушаюсь, — отчеканил прапорщик, давая команду своим людям двигаться к башне рыцарского замка.
— Сотник. — Контрразведчик подозвал отряхивающеюся после жандармских захватов атаманца. — Дом старинный, наверняка здесь есть тайники. Держите ухо востро. Лаис и Чарновский где-то здесь.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — отчеканил Холост.
Барраппа лежал под кроватью, вспоминая слова наставника, произнесенные много-много лет назад, когда их, юношей высокого рода, обучали всему, что должен знать и уметь нотер: «Когда лежишь ты на камне, стань камнем. Пусть тело обратится в гранит и кровь — в застывшую лаву. Когда прислонишься ты к дереву, будь деревом. Пусть ступни твои чувствуют ток земных соков, и руки станут ветвями среди ветвей…»
Сейчас Барраппа пытался стать кроватью или же драгоценным паркетом, весьма запыленным и, должно быть, давно не метенным. Пыль забивалась в нос, и он с трудом удерживался, чтобы не чихнуть и не произвести шум лишним движением.
Перед глазами нотера мелькнули блестящие золоченые шпоры на вычищенных до зеркального блеска сапогах. Над головой послышался странный звук, который Барраппа воспринял как выдох, что бывает, когда на руки подхватываешь расслабленное тело.
— Я пойду сама, — услышал он голос Лаис.
— Ерунда, — насмешливо произнес ротмистр. — Не о чем беспокоиться. Запри дверь! — бросил он кому-то уже с порога.
В тот же миг Барраппа ужом выскользнул из-под кровати и устремился к выходу. Другого такого случая могло и не быть. Любовник его сестры, несомненно, опасный противник, но сейчас на стороне хранителя была внезапность. К тому же, даже если тот вооружен, у него на руках Лаис и, стало быть, он не сможет быстро выхватить револьвер. Слуга — ерунда, он уложит его с первого выстрела!
Бывший сербский капрал схватил с постели набитую лебяжьим пухом подушку. Выстрел сквозь нее прозвучит глухо, и даже если жандармы уже в доме, могут и не услышать этот звук. С наганом в одной руке и подушкой в другой он подскочил к двери и уже собрался было ударить по ней плечом, чтобы распахнуть, но тут замок дважды клацнул, недвусмысленно давая понять, что массивная дверь, сработанная из крепчайшего дуба, надежно заперта.
«Да сотрется имя твое из вечных Скрижалей!» — под нос себе выругался Барраппа, слушая, как затихают шаги в коридоре. Сквозь замочную скважину пробивался тусклый свет. Новоиспеченный узник прижался к ней ухом, пытаясь расслышать, что происходит в доме. Ни малейшего результата. Барраппа диким зверем, пойманным в западню, закружил по спальне.