Фехтмейстер
Шрифт:
— Отставить! Это свой! — крикнул сотник, пропуская Заурбека в приемную. — Что случилось?
— Барышню Лаис укралы! — выпалил с порога ординарец полковника Лунева.
— Как украли? — Сам полковник, встревоженный криками, выглянул в приемную. — Толком говори!
— Днем хазяйка к вам ехать захатэла. Я ей гавару: «Нэ едь». Она: «Нэт, — гаварыт, — еду». Я ей: «Кучера нэт». Она: «Извозчик бэри». Паехала, гляжу — шпик за нэй.
— Постой, у дома были шпики? Я же распорядился снять наблюдение.
— Были. Сразу видать — полицейские шакалы!
— Давно появились?
— Жандармы ушли — на другой дэнь появылись.
Полковник бросил вопросительный взгляд
— Мне об этом ничего неизвестно, — поправляя золотое пенсне, не замедлил с комментарием полицейский чин, — но сию минуту выясним.
— Дальше говори, — быстро скомандовал Лунев.
— Я тоже паехал, вдруг что… Рядом в подъезде у окна стал, жду. Вижу, сама идет, пешком. Я вниз. Вихажу, мотор возле нее встал, из него офицеры, и давай барышню туда заталкивать.
— А ты что? — Холост упер руки в боки.
— Я к вам.
— А сам чего же не вмешался, джигит хренов?
— Горец трех офицеров пасрэди Невского убивает, — сквозь зубы процедил Заурбек, — ай, какой умный мысль! Здэсь нэ каторга, здэсь трэбунал будет, затэм расстрэл.
— Когда то будет! — Сотник поморщился и сдернул с крюка шинель. — Платон Аристархович, я мотнусь по-быстрому, может, догоню. Не так много в столице авто с офицерами.
— Да, конечно. — Лунев кивнул. — Заурбек, ты все сказал?
— Все.
— Едешь с сотником. Хорошо бы Чарновскому сообщить, — кинул он атаманцу.
— Он уже знает.
— То есть как это знает?
— Платон Аристархович, — Холост изобразил на физиономии невыразимое страдание, — если я говорю, что знает, значит, так оно и есть. Заурбек, мухой, по машинам!
Действительный статский советник Родзянко впервые за последние несколько лет облачился в положенный ему шитый золотом камергерский мундир. Он стоял на платформе, глядя, как отходит от перрона поезд с царской свитой. Несколько минут назад с соседнего пути в Могилев, в Ставку Верховного главнокомандующего, уже тронулся бронепоезд «Князь Пожарский». Третьим в этой железнодорожной кавалькаде должен был следовать литерный состав его императорского величества. Родзянко стоял на перроне, глядя, как суетятся у вагонов отъезжающие, и осанистые проводники смиренно просят господ пассажиров занять места. Он глядел и вспоминал недавний обед с государем. Обед, после которого председатель Государственной думы встал из-за стола голодным, поскольку кусок не шел ему в горло.
— А мы совсем недавно тут о вас вспоминали, — как ни в чем не бывало объявил Николай II, предлагая его превосходительству занять место за столом напротив себя. — Представляете, контрразведка вбила себе в голову, будто вы поддерживаете сношения с германским Генеральным штабом. Можете в такое поверить? Они утверждают, что в своем докладе, опубликованном намедни в газете «Русская весть», вы будто бы цитировали некий тайный документ, даже о самом наличии коего вам не положено было знать. — Царь пригрозил Михаилу Владимировичу пальцем. — Ну да ладно, я им вас не выдал. Вы угощайтесь, голубчик, угощайтесь. Блюда у меня здесь простые, русские, изысков не водится.
Родзянко поглядел на стоящий на столе золоченый ковш с красной икрой, но класть ее себе не стал, зная, что император ее не любит.
— Хорошо все же, что вы к нам пожаловали, — между тем продолжал Николай II. — Я уж послать хотел за вами. Не контрразведку, не пугайтесь.
— Да я и не пугаюсь, — стараясь не дрожать голосом, проговорил гость, с невольной благодарностью вспоминая давешнего ротмистра с его предупреждением.
— Действительно, с чего бы? Хотя где-то рядом с вами
— Всенепременнейше, — заверил Михаил Владимирович.
— Но я не о том говорить хотел. — Император пригубил из бокала с морсом. — Вы тут меня все норовите попотчевать неким диковинным блюдом из либеральной кухни, именуемым Ответственное министерство. Вот я подумал неспешно над вашими предложениями и решил — и впрямь, отчего же не испробовать.
— Это воистину мудрый шаг, Ваше Императорское Величество, — от неожиданности Родзянко даже поднялся с места.
— Да вы присаживайтесь, любезнейший, присаживайтесь. И кушайте, что же это вы ничего не едите? Или угощение не по нраву? Так вот, решил я учредить предлагаемое вами правительство, а то что ж получается — кого я ни назначу, всяк для вас крив и туп. Нехорошо это! А потому нынче же я учреждаю комитет, коим нещадный контроль над действием правительства осуществляться будет. Во главе его стану я сам. Согласитесь, любезнейший Михаил Владимирович, мне, как самодержцу всероссийскому, сие по чину подобает. Вы же, обер-прокурор Синода, ну и, конечно же, предстоятель сенаторов наших, мне первейшими станете помощниками. Насчет общего числа тех, кто войдет в сей комитет, об их задачах и предлагаемых вами кандидатурах я к возвращению жду подробнейших взвешенных предложений.
— А кого же Ваше Императорское Величество полагает сделать главой Совета министров? — невольно чувствуя неладное, проговорил Родзянко.
— О, это думский лидер. Я читал его выступления, они прекрасны. Сразу видно, человек дельный и волевой. Как раз такой, какой в этот трудный час нужен России.
— Кто же это? — едва дождавшись окончания фразы, спросил председатель Государственной думы.
— Александр Федорович Керенский, — как ни в чем не бывало объявил Николай II.
Если бы вместо этих слов государь вытащил из кармана френча пистолет и выстрелил Родзянко в голову, вряд ли тот чувствовал бы себя хуже. После этого Николай II еще что-то говорил, но Михаил Владимирович этого уже не слышал. Он встал из-за стола голодным и по просьбе императора отправился провожать его на вокзал. Ему очень хотелось немедленно приказать шоферу отвезти его к старому другу и соратнику Александру Ивановичу Гучкову, но, увы, новоиспеченный посол уже был где-то на пути в Африку.
«Это какой-то заговор, — прошептал себе под нос Родзянко. — Невероятно!»
Он повернулся, чтобы уйти в здание вокзала, и едва не столкнулся плечами с ночным знакомцем. Тот двигался через толпу провожающих подобно крейсеру, прокладывающему себе путь сквозь рыбацкие шхуны. За ротмистром, груженный баулами, поспешал его ординарец.
— Вы что же, не успели на поезд? — глядя на хмурое лицо конногвардейца, по-своему истолковал увиденное председатель Государственной думы. — Если желаете, я попрошу, чтобы до первой станции вас взяли на императорский.
— Благодарю покорно, ваше превосходительство. — Ротмистр козырнул. — Просто резко изменились планы.
— Но тогда, может, вас подвезти? У меня здесь мотор.
— Было бы очень любезно с вашей стороны. — Конногвардеец сделал знак денщику остановиться. — Я свой уже отпустил.
— Куда же вам ехать?
— Что? — Офицер, казалось, вышел из минутной задумчивости. — А, к Главному штабу, и как можно скорей.
Председатель Государственной думы поглядел на ротмистра. Глаза его были запавшими от усталости, и сам он, словно и не видел, куда идет. Эмоции, бушевавшие в голове этого гиганта, были ему недоступны.