Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты

Троицкий Н. А.

Еще большие уступки конъюнктуре были сделаны в статье Е.В. Тарле «Бородино», написанной тоже в 1952 г., но при жизни автора не напечатанной (вероятно, сам Евгений Викторович находил ее конъюнктурной сверх меры). Статья была опубликована лишь в 1962 г. Здесь Тарле, вопреки своему обыкновению, подгонял факты и аргументы под заданную схему: например, чтобы представить Бородино безоговорочной, не только моральной, но и «стратегической, тактической победой русской армии и ее полководца», он утверждал, будто при Бородине «целью Кутузова было отражение наполеоновских сил и сохранение русской армии»⁶¹, умалчивая о том, что сам Кутузов ставил целью «спасение Москвы»⁶².

Итак, E.B. Тарле уступил сталинскому воззрению на Кутузова.

Уступил вынужденно, в разладе с самим собой⁶³. Лишь с позиции черного юмора можно заключить, что он тогда «творчески пересмотрел свои старые взгляды»⁶⁴. Но даже это научное покаяние не спасло Тарле от нападок сталинистов. В 1952 г. П.А. Жилин выступил с брошюрой «Великий русский полководец Кутузов», где по-кожуховски хулил суждения Тарле о Кутузове. Евгений Викторович вынужден был обратиться с просьбой защитить его от травли к секретарю ЦК ВКП(б) М.А. Суслову. «Он, — писал Тарле о Жилине, — подло, лживо, сознательно клеветнически плетет что-то о том, что я следую за фальсификаторами истории. И это после моей статьи, о которой Вы хорошо знаете. Эта гнусная выходка — часть кампании клеветы и забрасывания меня грязью, ведомой ко-жуховыми и жилиными»⁶⁵. Суслов, видимо, посчитал, что «ко-жуховы и жилины» поработали более чем достаточно, и поручил своим чиновникам успокоить Евгения Викторовича⁶⁶. Разумеется, вся эта двухлетняя травля великого историка отравила последние годы его жизни и ускорила его конец.

В дальнейшем — при всех (впрочем, не принципиальных) переменах в политической конъюнктуре от хрущевской «оттепели» до брежневского «застоя» — идеализация Кутузова продолжалась, а нагнетали ее главным образом те же историки-сталинисты во главе с П.А. Жилиным и Л.Г. Бескровным (Н.Ф. Гарнич в 1961 г. умер). Высшим, официально признанным авторитетом среди них стал энтузиаст клеветнической кампании против Е.В. Тарле генерал-лейтенант Жилин, увенчанный лаврами члена-корреспондента АН СССР, лауреата Ленинской премии, начальника Института военной истории Министерства

}J2Z-

обороны СССР. Его конъюнктурная поделка 1950 г. «Контрнаступление Кутузова в 1812 г.» переиздавалась четырежды, разбухая в объеме и меняя названия⁶⁷, но сохраняя и даже утрируя сталинскую концепцию (конечно, уже без ссылок на самого Сталина). Жилин и в поздних своих трудах повторял такие вздорные мифы, как выдуманный им «конфликт между Кутузовым и царским правительством»⁶⁸ или тезис о том, что в 1805 г. на полях Баварии Кутузов «возглавлял борьбу русского народа против наполеоновской агрессии»⁶⁹.

Не отставал от генерала Жилина и полковник Бескровный. Задавшись целью показать, что Кутузов как полководец превосходил Наполеона, Бескровный попытался даже определить меру этого превосходства: «Кутузов был выше Барклая-де-Толли двумя головами», но «Барклай был выше любого из французских маршалов и мог тягаться с Наполеоном»^{70 71}. Вывод отсюда напрашивался сам собой: Кутузов выше и Наполеона — тоже на две головы.

В качестве одного из доказательств превосходства Кутузова над Наполеоном у нас с 50-х годов широчайше распространилась версия, будто Наполеон «всегда (в 1812 г. тоже. — Н. Т.) стремился решать исход войны в одном генеральном сражении», отличаясь тем самым (разумеется, невыгодно) от Кутузова, который понимал, что «исход войны решается не одним, а несколькими сражениями»⁶⁹. Оплошность этой версии столь очевидна, что доверие к ней сонма историков кажется неве-

роятной. Дело в том, что и до 1812 г. Наполеон никогда не решал исхода какой бы то ни было из своих войн в одном сражении, и в 1812 г. такой исход исключался заведомо уже потому, что перед Наполеоном (он это знал!) стояли вразброс на 800 верст три русские армии, и при всем желании он не мог встретиться с ними в одном сражении.

Труды П.А. Жилина и Л.Г. Бескровного получили в официозных кругах ярлыки фундаментальности и до смерти их авторов оставались вне критики. Впрочем, наши историки до 1990-х годов не забывали поминать добрым словом ни Н.Ф. Гарнича, ни С.И. Кожухова⁷².

По примеру советских официозных историков, искательно равняясь на них, идеализировали Кутузова наши писатели — прозаики, поэты, драматурги⁷³. По-жилински представлен Кутузов и в повести Д.И. Петрова-Бирюка («весь народ» требовал в главнокомандующие «всеми любимого Кутузова»; при Бородине Кутузов «одержал крупнейшую победу»⁷⁴ и т. д.), и в романе Л.И. Раковского («вся страна говорила: только Кутузов может спасти Россию!»^{75 76}), и в драме Г.Д. Мдивани (здесь гордый князь П.И. Багратион встречает Кутузова, только что назначенного главнокомандующим, с подобострастной восторженностью: «С вами мы победим, Михаил Илларионович!», а при Бородине раненный, чуть не на руках Кутузова, восклицает: «Друг мой, хозяин мой...»⁷¹). А поэт-орденоносец Н.И. Рыленков, развивая сталинский тезис, «подсчитал», что Кутузов как полководец был выше Барклая-де-Толли «на расстояние между Тарутином и Нижним»⁷⁷.

Подобно П.А. Жилину в историографии, у кутузовских «фанатов» есть свой лидер и в отечественной беллетристике. Это — лауреат премии Министерства обороны СССР Олег Николаевич Михайлов, автор «исторических романов» и даже научно-популярных эссе о Кутузове и 1812 г. Он, кстати, не скрывает своей опоры на Жилина, поверхностно-конъюнктурный опус которого «Фельдмаршал М.И. Кутузов» величает «классическим трудом»⁷⁸. Вслед за Жилиным Михайлов превозносит Кутузова до небес как полубожественного «Спасителя России», слепо восторгаясь его нравственными качествами: даже суворовское «Я не кланяюсь Кутузову...» рассматривает детски-простодушно как свидетельство такой сверходаренности, масштабности своего героя, в которой Суворов не мог разобраться⁷⁹. Сверхпатриотично, как Жилин, сравнивает Михайлов Кутузова с Наполеоном: «Не впервые встречался Кутузов с Наполеоном на поле брани. И всякий раз своей стратегией прославленный русский полководец расстраивал планы Наполеона»⁸⁰ — всякий раз, включая, стало быть, и Аустерлиц, где, как известно, армия Кутузова потерпела от Наполеона одно из тягчайших поражений за всю историю России⁸¹.

Великий О. Бальзак говорил: «Хорошо написанные исторические романы стоят лучших курсов истории». К сожалению, исторические романы советских писателей о войне 1812 г. и о Кутузове после 1947 г. все — за исключением романа Б.Ш. Окуджавы «Свидание с Бонапартом» (1985) — имитируют худшие курсы истории.

Идеализация Кутузова доходила в СССР до абсурда. Характерный пример — изданная в 1976—1980 гг. 8-томная Советская военная энциклопедия под редакцией П.А. Жилина и др. Статья о Кутузове здесь в 6,5 раза ( !) больше статьи о Барклае-

де-Толли (а Л.И. Брежневу, кстати, отведено больше текста, чем любому из величайших полководцев всемирной истории, включая Александра Македонского, Цезаря, Наполеона и Суворова). Шло время, слабел партийный диктат, началась горбачевская «перестройка», а в любом из обобщающих трудов о войне 1812 г., не говоря уже о биографиях Кутузова, фельдмаршал непременно по-сталински («двумя головами»!) возвышался над Барклаем и вообще над всеми, не только российскими, полководцами своего времени.

Первой в потоке «перестроечной» литературы о Кутузове и 1812 г. увидела свет книга военного историка В.Д. Мелентье-ва¹. Кутузов здесь представлен как безукоризненный народный герой, второй Суворов. Прославляя его, Мелентьев повторяет надуманные штампы официальной — дореволюционной и советской — историографии: одержал «несомненную победу» при Бородине, «решиться оставить Москву мог только Кутузов» (С. 148, 150), а чтобы оправдать Кутузова в катастрофе под Аустерлицем, заявляет, что там «русскими войсками распоряжались иностранцы: Вейротер, Гогенлоэ, Лихтенштейн, Вимпфен, Буксгевден, Ланжерон и другие» (С. 115). О том, что все эти «иностранцы» были тогда в подчинении у Кутузова, Мелентьев умолчал.