Фельдшер скорой
Шрифт:
– Самогон. Теща гонит. – Харченко начал раскачиваться из стороны в сторону. – Вот зачем я во все это полез?! Уволят, по допросам затаскают…
Тот же вопрос волновал и меня.
– Ладно, поехали, нечего тут глаза мозолить. А то передумают менты и с собой утащат. Жми на газ.
Разумеется, Томилина тут же засекла наши хмурые рожи. Сразу, как села в машину.
– Что случилось?
– Да живот что-то крутит, – отбрехался я. И тем самым переключил Лену на привычную тему.
– Ну зачем ты выпил эту бактерию?! Тебе больше всех надо? Еще и фиброгастроскопии твои…
Всю дорогу до подстанции Томилина ела мне мозг маленькой ложечкой. Так сказать, на правах мелкой начальницы тире любовницы. Под конец я уже был готов сам изобрести машину времени, чтобы прыгнуть еще разок в прошлое и отговорить себя от этой затеи. Тем более что поперла изжога, которая распалила во мне адские котлы.
– Ты молоко купила? – спросил я Лену.
– Да, да. Вот пакет.
Я оторвал уголок, припал к живительному лекарству всех язвенников. Эх, сюда бы еще бананчик, заполировать молочко…
На подстанции еще ничего не знали – мы спокойно сдали смену, Томилина умчалась передать карточки.
– Ленке что будем говорить? – Харченко закурил дрожащими руками.
– Не Ленке, а Елене Александровне. Ты же вроде не курил?
– Стрельнул у ребят… Может, на больничный уйти?
– Ну уйди. Или думаешь, Ароныч тебя дома не найдет?
– Найдет… – Харченко затянулся, закашлялся.
– Не начинал бы ты обратно смолить, – покачал я головой. – От курения рак легких случается и прочая гадость.
– Да какой там рак? – махнул рукой Миша. – Не до этого.
– Лучше всего пойти и повиниться, – посоветовал я. – К тебе претензий раньше не было. Поругают и отстанут.
Водитель ничего не ответил, лишь расстроенно покивал. А я пошел в ординаторскую к телефону. Растряс свою записную книжку, достал визитки тех, кто мне вручал грамоты. Первая – Щербина Ярослав Кириллович. Моссовет, общий отдел. Не то. А вот второй, Маслов Дмитрий Саввич, – самое оно. Помощник Гришина. Разочек горкомовец мне уже помог с квартирой. Может, поможет и еще.
Набрал, быстро изложил ситуацию. В трубке повисло тяжелое молчание.
– Тут надо докладывать Виктору Васильевичу, – тяжело вздохнул Маслов. – Вопрос сложный. Не отходи от телефона.
Дальше сидел как на иголках, ждал. Томилина сдала смену, поцеловала меня в щеку и упорхнула к парикмахеру. И рассказать не успел, и к трубке как привязанный. Потом, значит, сообщу. Пара врачей рвалась к телефону, но я их шуганул. После заплыва в Москва-реке и неоднократных схваток с Лебензоном, из которых я, может, выходил не победителем, но точно не проигравшим, мой авторитет был на высоте. Народ, тихо возмущаясь, отполз от заветного телефона. Наконец раздался звонок.
– Жди у входа, за тобой выслали машину.
Черная «Волга» подобрала меня уже через полчаса, а еще спустя сорок минут я предстал пред ясны очи Виктора Васильевича Гришина. По коридорам с космической скоростью меня почти протащил Дмитрий Саввич. Глава Московского городского комитета партии и член Политбюро выглядел неважно. Мешки под глазами, синеватые губы инфарктника. Окна кабинета выходили на Старую площадь, погода опять показала «козу» – повалил сильный снег.
– Рассказывай… – Гришин уставился на меня немигающим взглядом, из-за приставного столика ободряюще кивнул Маслов.
Я начал мычать, выдавливая из себя рассказ о трупе. Не стал скрывать про «левак», про тихую панику, которая случилась у силовиков после осмотра тела.
Помощник наклонился к уху Гришина, тихо произнес:
– Второй провал КГБ за полгода после пропажи Шеймова.
Я услышал, но сделал вид, что занят разглядыванием снега за окном.
– Не сейчас. – Виктор Васильевич отмахнулся от помощника, откинулся в кресле. Опять испытующе на меня посмотрел: – Я тебя помню. Это ты спасал пассажиров автобуса в Москва-реке в начале осени? Мы тебя еще наградили грамотой, да?
– Было такое дело. Что же мне теперь-то делать?
– Твоей вины не вижу. Ты же просто фельдшер? Так? – Гришин пожевал губами. – А вот вашему врачу и водителю прилетит. Последний за использование казенного транспорта в личных целях так и вовсе под статью попадает. Сейчас принято решение активнее бороться с хищениями социалистической собственности…
Козлы! Платите людям нормально – никаких массовых хищений не будет. А то «Мы делаем вид, что им платим – они делают вид, что работают». Вот и живем по поговорке: «Ты здесь хозяин, а не гость, тащи с работы каждый гвоздь». Разумеется, я промолчал, сказал о другом:
– Боюсь, это дело будет непростым. Убийство комитетчика – это скандал на всю столицу. Если будут таскать на допросы и требовать скрыть факт криминальной смерти, что делать?
Такая постановка вопроса горкомовцам в голову не приходила. Они обеспокоенно переглянулись.
– Быть такого не может, чтобы советские органы дознания подобным занимались, – твердо произнес Гришин. – Если что-то такое начнется, сразу звони мне в приемную, я дам команду – тебя соединят. Или с товарищем Масловым будь на связи, согласуйте.
Я понял, что аудиенция закончена, встал и пошел к выходу. Уже в дверях услышал, как «хозяин Москвы» говорит помощнику:
– Позвони там… Попроси их не лютовать в деле Панова.
Ого. Уже «дело Панова»! Расту над собой…
После горкома я отправился в институт, благо успевал на третью пару. И это оказалась опять психиатрия. Везет – как с этим бороться и победить.
В аудиторию я просочился через верхний вход, сел на галерку. Пригляделся. Давид расположился сразу между двумя девушками, одной из которых была Серафима! Шишкину тоже не обошли вниманием – рядом с ней сидел какой-то высокий плечистый парень с правильным выражением лица. Вот прямо на плакат «Ударники медицинского фронта» забирай. Пора начинать ревновать?