Феликс убил Лару
Шрифт:
Трудно описать происходящее с лицом инженера. От полного недоверия – до осознания возможности такой невозможной истории. Он плеснул себе полстакана виски и выпил.
– No, fucking story!
Абрам похлопал себя по карманам пиджака и достал из левого нагрудного кармана медную бляху, на которой был выдавлен логотип, из Газодинамической лаборатории двадцатых годов двадцатого столетия. Под логотипом стояло имя – «Эли Вольперт, первый космонавт СССР». Фельдман протянул бляху американцу.
Инженер взял в руку раритет, медь, покрытую патиной, и долго всматривался в него, будто заглядывал в историю.
– Это… Это очень круто. Даже если фейк.
– Подарок, –
– Я подарю тебе пятидесятимиллионный особняк в Антибах!
– Я же сказал, что все, что мне нужно, у меня уже есть! А сколько бы денег у тебя ни было, сколько бы ты ни построил ракет и автомобилей – это всего лишь половина тебя… Но я могу тебя наполнить… Я сделаю так, чтобы Нина стала твоей женой…
14.
Протасов и Эли направились в пустынный парк, где август властвовал над вековыми деревьями, а солнце начало первое прощание с их кронами, слегка поредевшими перед наступлением осени.
– Так что там с линейкой? – уточнил русский.
– А что с ней?
– Вы мне сказали, что у линейки два конца.
– А разве не так?
– В ваших словах угадывался подтекст.
– Мало кто нынче знает значение слова «подтекст».
– Я знаю…
– На другом конце линейки нет ничего. Только ее окончание, положим пятнадцать сантиметров.
– Перед ее началом тоже ничего, кроме нуля!
Эли посмотрел в глаза Протасову. Глаза старика были с красной излучиной снизу и малопрозрачные. Он очень старый, подумал Протасов. Старше моего отца.
– Можем ли мы, – поинтересовался Эли, – сравнить линейку с нашими жизнями? Здесь, на ноле, начало, а на пятнашке конец?
– Было бы справедливо.
– А ваша жена сейчас с кем?
Протасов почувствовал некую враждебность к старику:
– Она со своим мужем.
– Она вам изменяет?
– Нет, я в ее жизни… Скорее она в той жизни не знает обо мне ничего.
– В какой жизни?
– Честно говоря, я еле сдерживаюсь, чтобы не натянуть ваш нос на вашу жопу. У вас, у евреев, есть удивительная способность раздражать!
– Натянуть… Это вы так с Умеем сделали…
– Откуда вы знаете?
Эли щелкнул тонкими старческими пальцами, почти голубыми от истончившейся кожи, и охранник принес ему смартфон. Старик потыкал толстым ногтем в экран и показал видео, на котором Протасов увязывал киргизского авторитета в непристойную фигуру. Затем нажал кнопку «стоп»:
– Знаете, что было дальше?
– Не интересовался.
– А я вам скажу. После того как вы, так сказать, связали бандита, проститутки и официанты вовсе не бросились рвать его на части, что было бы логично – впрочем, они даже не думали сбегать из клуба в страхе за свою жизнь, а рванули прямиком за стол и принялись жрать и пить в два горла как животные. Они блевали, а потом опять жрали горстями черную икру, в которой утопили их подругу. Слушайте, да они даже не вытащили стриптизершу из чаши, а объедали икру вокруг ее головы, запивая царскую еду с человечиной водкой…
– Шок, – пояснил Протасов. – Я много подобного видел на войне. Офицеры, с чувством совести и понятием о чести, чудом избежавшие смерти, порой творили самые чудовищные поступки. Я помню одного, у него дома росли две девочки от прекрасной жены. Так вот, он зверски изнасиловал четырнадцатилетнюю девчонку, зарезал ее после, ткнув ножом с десяток раз, доказывая себе, что он выжил, что выбрался живым из напалма, из ада. Ржал от счастья как конь… А через полчаса его нашли повесившимся на шлагбауме… Человеческое порой выходит из нас. Бывает, надолго, иногда – на мгновение…
– Порой человеческое покидает единовременно миллионы людей. Покидает целые сообщества, цивилизованные страны. Они тоже хотят удостовериться, что живы. Это называется фашизм. Я много знаю о фашизме.
– Я тоже.
– Вы же не озверели до такой степени.
– Просто повезло. Когда всюду хаос, тебя может вынести к чистому берегу. Моя жена, моя Ольга – вот мой чистый берег…
– Хаос не всегда выносит туда, куда хочется.
– Согласен, я это недавно понял.
– Тогда нужно снова войти в хаос… – Эли еще раз щёлкнул пальцами, и охранник принес хьюмидор, из которого Вольперт достал сигару, отрезал секатором ее кончик, облизнул и прикурил от специальной зажигалки «Davidoff». – «Ромео и Джульетта», кубинские! Не возражаете, я здесь подымлю?
– Вы уже это делаете.
– Простая вежливость… Входите в хаос без страха. Вы не озвереете. Вас вынесет туда, куда вам надо!
– И почему мне вам верить?
– Вы знаете, я тоже русский, – произнес старик на чистейшем русском языке, мгновенно перейдя с английского, да еще и с московским выговором. – Конечно, по крови…
Протасов много десятков лет ничему не удивлялся.
– Давно эмигрировали?
– Давно. – Эли достал из кармана пиджака две бумажки. Одна была его метрикой, другая – фотография, сделанная в московском саду «Эрмитаж». Он был сфотографирован со своей семьей. Они стояли спиной к недостроенному театру, у красной кирпичной кладки – он рядом с женой Нюркой. А между ними пацан, их сын. Все улыбаются и держатся за руки… А в метрике почерком работника ЗАГСа начертано чернильным пером: «Иван Иванович Иванов, 1932 года рождения, Михайловская область». – И я был когда-то в СССР, как и вы, офицером. Сколько вам лет?
– Так просто не скажу, – задумался Протасов. – По прямой если, по линейке, лет сорок пять – пятьдесят… А по другой – я старше вас.
– Знаете, что произошло после того, как официанты и проститутки забили свои желудки деликатесами до «больше не могу»?
– Я же говорил: меня трудно удивить.
– Когда человек насыщается, ему требуется интертеймент, развлечение. Стриптизерки и официанты некоторое время оголтело совокуплялись, а когда надоело, то их глаза наконец отыскали Умея. К этому моменту неустрашимый садист растерял уверенность в себе, так как пущенные себе под нос собственные испражнения не прибавляют человеку гордости. Каламбур, но суть ясна… Обслуживающий персонал подвесил его нечистое тело на веревку, а потом на крюк от люстры, подняли над полом, разрезали на бандите одежду, оставив его голым и по-прежнему скрученным, а затем каждый взял по вилке и воткнул ее в мерзавца. Надо сказать, что Умей не орал, не просил о помощи, просто охал, принимая очередной удар. Когда он через час умер, в него было всажено около сотни вилок – они торчали из глазниц, их ушей, из причинного места. На биеннале современного искусства композиция со столовыми приборами могла бы занять достойное место… Линейка Умея закончилась на пятнашке. Пан Каминский, вернее его тело никого не заинтересовало. На следующее утро, проснувшись в своих кроватях, участники массового убийства и насилия ничегошеньки не помнили. Они продолжили жить как ни в чем не бывало. Устроились работать по разным городам и клубам… Это тоже степень внезапного людоедства у обычных людей, которые чудом избежали смерти. Ваш офицер убил себя, а мозги те, у кого эмпатия на нуле, просто стерли ненужные файлы. Да, линейка Умея закончилась, если вы не найдете его на другой линейке… А что главное… главное – умение вовремя соскочить на другую.