Феллини
Шрифт:
В мае мнение жюри XIII Каннского кинофестиваля под председательством Жоржа Сименона разделилось между двумя итальянскими фильмами: «Сладкая жизнь» и «Приключение» Микеланджело Антониони. Сам Сименон был, бесспорно, за «Сладкую жизнь», но его озадачило постоянное давление Робера Фабр-Лебре, находящегося, в свою очередь, под влиянием представителя министерства иностранных дел, заявившего, что в силу дипломатических соображений необходимо вручить главный приз фильму США. В конце концов благодаря голосу Генри Миллера, поддержавшего Сименона, «Золотая пальмовая ветвь» была присуждена «Сладкой жизни».
«…когда я прочел список удостоенных награды на закрытии фестиваля, я громко свистнул, в то время как только некоторые аплодировали, причем казалось, что они стыдятся быть исключением.
Далее последовали награды по всему миру, в том числе «Оскар» в Голливуде за черно-белые костюмы Пьеро Джерарди и три «Серебряные ленты» в Венеции за лучший сценарий, лучшую главную мужскую роль (Марчелло Мастроянни) и лучшие декорации (Пьеро Джерарди). В то же время в некоторых странах фильм появился на экранах не сразу. В частности, в Испании он был показан только в июне 1981 года, спустя двадцать лет. Наконец, тридцать четыре года спустя после выхода фильма в Италии в римской газете «Мессаджеро» от 14 января 1994 года появилась статья Констанцо Константини, реабилитирующая фильм в глазах католиков.
Фильм имел небывалый коммерческий успех и принес миллионы долларов прибыли.
«ЧИНЕЧИТТА» КРУПНЫМ ПЛАНОМ
В 1960 году, в год выпуска «Сладкой жизни», Федерико Феллини исполнилось сорок лет. Повзрослев, худой высокий парень с взлохмаченной шевелюрой приобрел благообразный вид, пополнел, но остался таким же жизнерадостным, мечтательным, застенчивым, естественным и непосредственным. Как говорил его друг, издатель и кинокритик Жильбер Салакас, «он предпочитал приятно провести время с друзьями за стаканом простой воды на террасе кафе всем люксам Лидо, Круазетт и других мест».
Он не увлекался ни рыбалкой, ни охотой, ни спортом, ни коллекционированием. Его нисколько не привлекали эти традиционные развлечения. Он не любил путешествовать, почти никогда не ходил ни в кино, ни в театры. Если иногда он приглашал кого-то из друзей на обед, то предпочитал посидеть с ним наедине в каком-нибудь кафе или ресторане, и только изредка принимал гостей дома. Феллини приглашали к себе все реже и реже, исключение составляли только самые близкие. На самом деле Федерико нигде не чувствовал себя так хорошо, как в «Чинечитте», где проводил большую часть своего времени. Часто он ходил туда даже во второй половине дня в воскресенье, один, чтобы поработать в спокойной обстановке, без телефонных звонков, вдали от городского шума. Вне ее стен с ним могло случиться что угодно, настолько он чувствовал себя неспособным столкнуться лицом к лицу с тем, что называют нормальной жизнью. Вне студий, гримерных, мастерских, декораций он чувствовал себя неприкаянным, словно в изгнании:
«Мой опыт, мои поездки, мои дружеские связи, знакомства начинаются и кончаются в студиях „Чинечитты“. Все, что существует за пределами „Чинечитты“, — это источник, конечно, незаменимый, огромная, чудесная сокровищница, которую нужно посещать, грабить и жадно и неутомимо приносить все это в „Чинечитту“. Не знаю, что это — привилегия или тяжкое бремя, но это мой образ жизни».
Еще подростком он впервые услышал о «Чинечитте» в новостях в кинотеатре «Фульгор» в Римини. В кадрах кинохроники Муссолини решительным шагом шел по стройке с высокими бараками, более высокими, чем центральный рынок. За ним по пятам следовал целый рой высокопоставленных фашистов в униформе, «которые соперничали в попытках изобразить, что с трудом поспевают за ним». 28 апреля 1937 года дуче участвовал в церемонии открытия первых корпусов большого кинематографического комплекса, строящегося по его приказу. Немногим более года прошло с того момента, когда 29 января 1936 года он лично заложил первый камень в двенадцати километрах на юго-восток от Рима. Муссолини решил построить «Чинечитту» и по политическим, и по экономическим причинам. Он считал, что кино играет первостепенную роль в пробуждении энтузиазма и пропаганде в целом. Это подтверждал и гигантский плакат «КИНЕМАТОГРАФИЯ — НАИБОЛЕЕ СИЛЬНОЕ ОРУЖИЕ», который можно было увидеть на фотографиях, снятых во время открытия комплекса. Кроме того, он хотел составить конкуренцию американским фильмам,
«Чинечитту» окружал парк в сорок гектаров. В последующие годы были построены многочисленные студии, несколько бассейнов, мастерских, бюро, лабораторий, аудиторий, монтажные и проекционные залы, бар, столовая, библиотека. Это позволило обеспечить постоянной работой более тысячи рабочих, служащих и технических сотрудников. А «Чинечитта» стала самой крупной, самой современной и лучше других оснащенной киностудией в Европе. Там делали все — от первых проб до завершенного фильма и его копий. Муссолини присутствовал при первых съемках фильма «Подъем» по сценарию его сына Витторио Муссолини и «Авиация», который Витторио курировал, а затем — на озвучивании фильма «Сципион Африканский» (постановка Кармин Шаллоне, музыка Ильдебрандо Пиццетти).
В первый год были сняты такие фильмы, как «Последние дни Помпеи» в версии Марио Маттоли; «Тараканова» Федора Оцепа и Марио Сольдати с Пьером Ричард-Вильмом; «Жестокий Саладин» Марио Боннара с Альберто Сорди (это была его первая роль) и совсем юной Алидой Валли (ей было всего шестнадцать лет), а также выдающимся комиком, сицилийцем Анджело Мюско, для которого создавали сценарии известные писатели Сицилии — Капуана, Пиранделло, Мартоглио. Все эти фильмы останутся в архивах киноклубов.
В 1938 году фашистское правительство издает закон, защищающий национальную кинематографию и обязывающий иностранных импортеров получать разрешение государства. Крупнейшие американские кинокомпании оставили тогда итальянский рынок, освободив дорогу национальному кино, продукция которого в результате возросла на восемьдесят процентов. С апреля 1937-го по июль 1943 года на «Чинечитте» было снято двести семьдесят девять фильмов. В июле 1943 года после падения фашистского режима и отстранения от власти Муссолини кинопроизводство пришло в упадок, персонал был уволен, немцы оккупировали этот «город кино». А когда 4 июня 1944 года немцы бежали под натиском американской армии под командованием генерала Марка Кларка, «Чинечитта», сильно пострадавшая от бомбардировок, стала лагерем беженцев.
После войны (в 1947 году) Джулио Андреотти, заместитель секретаря президента Совета по кинематографии, решил блокировать определенный процент сборов от иностранных фильмов, обязав американские кинокомпании, — если они хотят получить обратно свои фонды, — приезжать и снимать фильмы в Италии. И они приезжают и снимают фильмы, которые войдут в анналы кинематографа: Мервин Лерой — «Камо грядеши», Уильям Уайлер — «Бен Гура» (оба — «Метро Голдвин Майер»), Джозеф Лео Манкевич — «Клеопатру» («Двадцатый век Фокс»), Роберт Уайз — «Елену Троянскую» («Уорнер бразерс») и многие другие. В 1970-е годы вследствие кризиса, приведшего к закрытию многих студий в Голливуде, американские кинорежиссеры снова наводнят итальянскую столицу.
Затем ускоренными темпами совершенствуется технология кинопроизводства, возрастает интерес к спецэффектам, модернизируется оборудование. Новое поколение кинематографистов предпочитает натурные съемки. Вместе с тем возрастает стоимость кинопроизводства, что зачастую влечет совместное международное производство, а съемки нередко проводятся на натуре и в странах, где это стоит дешевле. В результате кино утратило важную долю своей театральности. А «Чинечитта», как и многие крупные киностудии в Европе, становится все менее и менее востребованной. Там снимают теперь в основном телефильмы и рекламные ролики.
Однажды на «Чинечитту» прибыл Ингмар Бергман, чтобы ознакомиться с местом, где собирался снимать очередной фильм. «В коротком плаще, с очень высоко остриженными на затылке волосами, скрестив руки за спиной, широким шагом он шествовал по территории, словно инспектор…» Директор «Чинечитты» вежливо попросил Феллини их сопровождать. Федерико, немного раздосадованный строгостью этого сына лютеранского священника, повел своего коллегу по лабиринтам города кинематографии. Общение со шведом оказалось затруднительным; беседа на английском языке едва продвигалась. Бергмана поразили длинные очереди статистов и технических работников, стоявших у ворот в надежде получить временную работу. Его позабавили юркие головастики в огромном бассейне — «самом большом в мире», где можно было воспроизвести все: морские баталии, кораблекрушение, игру дельфинов, как подчеркнул директор, настояв, чтобы Федерико перевел его слова.