Female Robbery
Шрифт:
Они не могли найти общий язык еще с младших курсов. Гартензия Сильер — красивая звездочка, любимца учителей и на редкость двуличная особа. Марлин же была настоящей, никогда не подделывающая эмоции девочка, она была намного скромнее и, наверное, именно поэтому люди стали тянуться именно к ней. Но, а когда Сириус Блэк, в которого Гартензия была влюблена, предложил ей встречаться, Сильер ее возненавидела. Чем только не мстила ей Гартензия: прилюдные унижения, превосходство в учебе, победы в конкурсах. Поэтому, повернувшись, Марлин не была удивлена.
— Чего тебе, Гартензия? — холодно
— А ты не знала? — Сильер грустно, точнее наиграно грустно
улыбнулась и прильнув к Марлин, крепко и «по-дружески» ее обняв. — Мне та-ак жаль.
— Да о чем ты?! — возмутилась Марлс и откинула ее руки.
— Ох, — Гартензия глуповата-то похлопала накладными ресничками. — Твоих родителей этой ночкой прикончили Пожиратели.
Сильер засмеялась, кто-то ее из фанаток тоже. Марлин устремила свой взгляд на ковер и поняла, что не может понять, не может осмыслить эти слова. Она озадаченно закусила губу, и опять хотела было воспроизвести слова Сильер в голове, но никак не могла их припомнить. «Показалось…» мелькнула мысль в голове, и МакКиннон, на пятках развернувшись, медленно вышла из гостиной. Ученики пихали ее в разные стороны, не замечая, кругом бегали младшие курсы, а она шла как сквозь пелену, не понимая и не чувствуя ничего. Девушка не услышала звонка, а когда подняла свои глаза, то поняла, что коридоры опустели и МакКиннон остановилась.
— Твоих родителей этой ночкой прикончили Пожиратели, — тихо произнесла Марлин и свалилась на пол. — Нет, нет!
Она заплакала, как первокурсник, не заботясь о том, что может кто-то на нее смотрит. Она сжимала кулаки до боли, стараясь заглушить душевную. Марлин отрицала, качала головой в разные стороны, как будто отгоняя назойливую мысль, непрошеные слова. А потом она просто остановилась. Ее бледные, разбавленные глаза закрылись, и как бы она хотела, чтобы навсегда.
— Глупо, — Марлин шмыгнула носом и посмотрела наверх. На нее обыденным взглядом смотрела Лили. — Глупо вот так вот просто рыдать.
— Да что ты понимаешь? — тихо спросила МакКиннон и пустым взглядом уставилась в одну точку.
— Что я понимаю? — презрительно ухмыльнувшись, проговорила рыжеволосая. — Что я понимаю…мой отец бросил мою мать, когда мне было семь. Сестра уехала с ним же, и мне пришлось поднимать на ноги обезумевшую от горя мать. Отец ей изменял…мерзавец. — Она говорила так спокойно, так легко, как будто это уже не имело смысла. — Я не пошла в школу, а когда пришла, меня не полюбили всего лишь из-за того, что я была слишком тихой, слишком молчаливой. Они издевались надо мной, унижали, как могли. А потом, моя мама спилась к чертям, а на прошлой неделе умерла. Так вот ты спрашиваешь, что я понимаю? — Эванс сделала вид, словно задумалась. — Слезами горю не поможешь. Либо ты встаешь и идешь мстить Лорду Волан-де-Морту, либо валяешься здесь, как тряпка на грязном полу.
Наступило молчание. Блондинка тяжело дышала, ей хотелось накинуться на эту мерзкую девчонку Лили, но и одновременно она понимала, что та права. А что делает Марлин? Лежит и плачет, как последняя слабачка.
— Пока мы одни, мы ничего не сделаем, — продолжала Эванс. — Но если мы
Марлин поднялась. Она взглянула на Лили и впервые заметила, насколько усталые у нее глаза. Как будто она прожила на этом свете не семнадцать, а семьдесят с лишним лет. Ее слова МакКиннон пыталась принять, пыталась осмыслить до конца.
— Но что можем мы, подростки, против Темного лорда и его приятелей? Они убивали и тех, кто был намного сильнее нас.
— Ты мыслишь неправильно, МакКиннон, — отрезала Эванс. — Какой смысл сможем мы или нет. Главное, что мы хотя бы попытаемся, когда другим и мысль об этом не приходит. А насчет этой Сильер…я думаю, что безнаказанной ее оставлять нельзя.
Лили Эванс коварно улыбнулась. Ее губы изогнулись в змейку, и Марлин вдруг поняла, что ей нечего делать на Гриффиндоре.
***
— О боже, вы видели ее лицо? — распевала Гартензия. — Оно позеленело от ярости!
Она засмеялась противным смехом, а ее подруги с радостью поддержали ее. Пятеро девушек сидели в комнате Гартензии и рассказывали друг другу свежие сплетни, обсуждали новинки и готовились к очередному походу на вечеринку.
— Ну что, готовы? — спросила одна шатенка и устремила свой взгляд на предводителя их шайки.
— Вы идите, я чуть позже спущусь, — махнув рукой, проговорила Сильер и улыбнулась своему отражению.
Что-то кто-то зашипел, ведь всем прекрасно было известно, что ее чуть позже, могло затянуться на час. Гартензия открыла шкатулку с украшениями и забралась в нее своими длинными, бледными пальцами. Сегодня она как всегда идет в очередной клуб, чтобы все увидели ее и желательно ослепли от ее вида. Сильер еще раз вспоминала лицо Марлин и победно улыбнулась. Ей доставлял немалое удовольствие тот факт, что именно она рассказала этой некрасивой МакКиннон, как умерли ее родители. И если б была возможность, Сильер повторила это действие дважды.
— Ну и куда мы собираемся? — Гартензия выронила шкатулку из рук и, развернувшись, увидела смутно знакомую рыжеволосую девушку.
— Ты кто? — спросила Сильер, надменно поднимая брови. Гартензия презрительным взглядом окинула Лили, на что последняя лишь хмыкнула. Такой взгляд был не в новинку.
— Если повезет, то твоя смерть, — Эванс стала наступать на удивленную девушку, испытывая странное чувство триумфа, видя страх в лице девицы.
— Да ты знаешь, кто я?! — зашипела явно оторопевшая девушка.
— А кто я? — улыбнулась Эванс, которая чуть не впечатала Гартензию в стену.
— Я закричу! — еле-еле проговорила Сильер, которая больно ударилась о стену, пытаясь не думать о том, что может появиться шишка. — У тебя будут большие проблемы…
— М-м-м, я почему-то так не думаю. — Лили вытащила палочку и нацелилась на нее.
— Еще хоть одна гадость в сторону Марлин МакКиннон и я лично придушу тебя или испоганю твое прекрасное личико, уяснила? — грубо проговорила Эванс и подошла к Сильер почти вплотную. — Мне повторить?