Фемистокл
Шрифт:
Фемистокл заметил, что Павсанию по душе такие разговоры. Голоса льстецов услаждали его слух лучше всякой музыки, поэтому из пиршественного зала удалились и флейтистки, и кифаристки.
Подвыпивший Павсаний посетовал: если бы не глупейшие спартанские законы, он мог бы стать самым прославленным царём Лакедемона. При этом он вспомнил своего дядю, царя Клеомена, нашедшего смерть в непримиримом противостоянии с эфорами.
– Царь Клеомен не знал поражений на поле битвы. Его боялись не только аргосцы, но и далёкие от Лакедемона эллинские племена. А он был уничтожен эфорами в результате заговора, - возмущённо
– Клеомен пал от рук своих же сограждан, для которых соблюдение законов Ликурга было важнее всех побед! Важнее расширения могущества Лакедемона, к чему так стремился Клеомен! Разве это справедливо?
«Это несправедливо, - мысленно согласился с Павсанием Фемистокл, - но это выгодно Афинам! Покуда спартанцы грызутся между собой, Афины им не одолеть. Тем более им не одолеть персидского царя!»
Фемистокл тихо заговорил с Эвенетом, который помалкивал за столом. Он почти ничего не ел и совсем не пил вина.
– Скажи, Эвенет, хороший ли воин Павсаний?
– Отличный!
– бросил Эвенет.
– А попадёт ли он дротиком в мишень размером с овцу с двухсот шагов?
– С первого же броска, - без колебаний ответил Эвенет.
– А ты попадёшь?
– Ия попаду. Я же полемарх!
– Ну и что?
– В Спарте военачальниками становятся только лучшие из воинов, - пояснил Эвенет, - знатность тут ни при чём. Отменное владение оружием - вот главный критерий!
– А-а, - понимающе покивал Фемистокл.
Он всё больше проникался к спартанцам невольным уважением…
Ближе к вечеру гости стали расходиться: они все спешили в дома сисситий. По этой же причине на застолье у Павсания многие очень мало ели и не пили вино, так как на коллективную трапезу было запрещено приходить пьяным и сытым. За это налагался штраф.
Дольше всех с Павсанием сидела кучка его самых преданных льстецов, но и они хором упрашивали своего кумира не злить понапрасну эфоров и пойти на ужин в дом сисситий.
– Не хочу я жрать похлёбку из бычьей крови! [157]– возмущался Павсаний.
– Меня от неё мутит! А вы отправляйтесь! Ступайте отсюда, если милость эфоров вам важнее моего расположения.
Наконец в дом пришёл посланец от эфоров с повелением немедленно поспешить на коллективную трапезу и не подавать дурной пример согражданам.
[157] Похлёбка из бычьей крови– рецепт этого кушанья был известен только в Спарте. Это была обязательная пища спартанских граждан. По калорийности и пользе для здоровья суп из бычьей крови превосходил любую другую еду.
Павсаний вскочил из-за стола и грубо вытолкал гонца за дверь.
– Передай эфорам, что мне плевать на их приказы!
– рявкнул он вслед удаляющемуся гонцу.
Прошло совсем немного времени, и этот же посланец появился вновь. И с тем же повелением.
Павсаний осыпал гонца оскорблениями. Тот удалился.
Следом удалились и приятели Павсания, досадуя на его упрямство. От Фемистокла не укрылось, что знатные лаконские юноши предпочитают не испытывать терпение эфоров, видимо зная, сколь суровой карой это может обернуться для них.
В
Павсаний пересел поближе к Фемистоклу, приказав одному из рабов позвать в трапезную Гермонассу.
– Пусть она придёт сюда не переодеваясь!
– бросил Павсаний рабу, с трепетом взиравшему на него.
– Если же в данный момент не одета, пусть идёт голой. Ступай!
Фемистокл был потрясён до глубины души. Неужели гордая Гермонасса позволяет столь бесцеремонно помыкать собой!
«Тут что-то не так!
– мелькнуло у него в голове.
– Может, это какая-то другая гетера с похожим именем?»
Но всякие сомнения Фемистокла мигом исчезли, когда он увидел вошедшую в пиршественный зал женщину в голубом пеплосе, с еле прибранными волосами. Это была Гермонасса!
Сердце Фемистокла сильнее забилось в груди, когда он встретился с гетерой взглядом и услышал негромкое приветствие из её уст.
Фемистокл даже не успел ответить. Ему помешал Павсаний:
– Спартанец приказал Гермонассе приблизиться к нему и встать на колени.
На щеках гетеры вспыхнул румянец стыда, тем не менее она молча повиновалась.
К изумлению и внутреннему негодованию Фемистокла, Павсаний, развалившись на стуле, задрал на себе хитон и обнажил свой детородный орган.
– Займись-ка делом, милая, - с похотливой усмешкой промолвил он. И, обращаясь к Фемистоклу, добавил: - Когда мы взяли персидский стан при Платеях, какие там оказались персияночки, как они умеют услаждать мужчин! Не передать словами! Но мне запомнилась одна египтянка, не помню её варварского имени.
– Павсаний слегка поморщился.
– Я подарил её начальнику своих телохранителей, о чём теперь жалею. Строптивым лаконянкам далеко до этой египтянки. У наших женщин божественно прекрасные уста, но кое-каким умением их боги не наградили.
Павсаний громко и развязно расхохотался.
У Фемистокла пересохло во рту от увиденного. Он вполуха внимал Павсанию, который продолжал описывать свои сексуальные «подвиги».
– Когда мои воины вошли в Фивы, то ко мне привели жену и дочерей изменника Тимегенида, который уговорил фиванцев заключить союз с Ксерксом.
– Павсаний одной рукой поглаживал Гермонассу по волосам.
– Старшей из дочерей было шестнадцать лет, младшей - четырнадцать. Очень миловидные девочки! По просьбе матери я не стал лишать их девственности, заставил ублажить моё «сокровище». Они делали это по очереди. Но перед этим я неплохо развлёкся с их грудастой мамашей…
Павсаний вдруг издал несколько блаженных стонов…
– А теперь, милая, сделай приятное моему другу, - отдышавшись, властно произнёс он и указал на Фемистокла.
– Тем более что ты в прошлом не раз отдавалась ему. Вспомни былые деньки!
Фемистокл бурно запротестовал.
Павсаний принялся уговаривать его, уверяя, что между едой и сном очень полезно насладиться красивой женщиной.
Тут, нарушив их спор, вновь появился посланец эфоров.
– О боги Олимпа!
– простонал Павсаний, схватившись руками за голову.
– Когда же закончится в Спарте владычество обнаглевших от власти эфоров! Меня - царя!
– принуждают, как мальчишку, присутствовать на ужине в доме сисситий!