Фемистокл
Шрифт:
– Думаешь, Дейно любит тебя? Не обольщайся, друг мой.
– Эвенет глубоко вздохнул.
– Ты интересен ей, потому что знаменит. Она, конечно же, постарается родить от тебя ребёнка. И думаю, что не она одна!
– с усмешкой добавил он.
Фемистокл хотел было заспорить, но Эвенет прервал его:
– Собирайся, дружище! Тебя хочет видеть Павсаний.
Фемистокл тут же вспомнил о Гермонассе, о своих душевных муках, связанных с её отъездом в Спарту. Странно, но после ночи, проведённой с Дейно, былая печаль улетучилась из его сердца. Он уже не стремился к красавице-гетере.
Однако с Павсанием Фемистоклу нужно было встретиться непременно.
Спартанец
Дом Павсания находился на другом конце города. Путь туда пролегал через торговую площадь. По дороге Фемистокл с изумлением увидел на агоре среди людской толчеи троих совершенно голых спартанцев: они ходили по кругу друг за другом и пели какую-то монотонную песенку. Рядом стоял раб и играл на флейте. То, что обнажённые мужчины являются гражданами Спарты, можно было понять по их атлетическому телосложению, сбритым усам и длинным волосам и бороде. Длинные бороды и волосы нигде в Греции, кроме Лаконики, мужчины не носили, а тем более не брили усы.
– Как это понимать?
– спросил Фемистокл.
– Так у нас наказывают холостяков, - пояснил Эвенет.
– Всем мужчинам законом предписано жениться после тридцати лет. Кто этого не сделает, тот раз в году обязан прилюдно раздеться донага и три часа петь глупую песенку. Слышишь, как они невнятно поют? Это потому, что в песне очень много непристойных слов. После всей постыдной процедуры эфоры ещё и оштрафуют этих несчастных за то, что они непристойно выражались в людном месте.
– Чем больше я узнаю обычаи лакедемонян, тем больше им поражаюсь!
– откровенно признался Фемистокл.
Возле дома Павсания толпились послы из различных эллинских государств. В толпе выделялись своими яркими плащами карийцы, которые на фоне неброских эллинских одежд смахивали на персов. В общем гуле голосов звучали акценты критских дорийцев, фтиотийских ахейцев, эолийцев, островных ионийцев.
– Все эти послы уже побывали у эфоров. Но не добившись от них желанной поддержки, они с раннего утра осаждают дом Павсания, который не только в Спарте, но и по всему свету слывёт защитником эллинов от варваров, - объяснил Эвенет Фемистоклу, отвечая на его немой вопрос.
– Павсаний находится в открытом противостоянии с эфорами. Он жаждет отвоевать у персов не только Кипр и Родос, но и всё Ионийское побережье, а также проливы в Пропонтиде. Эфорам это, конечно, не нравится, ибо они не собираются воевать с персами вдали от Эллады. Поход на Кипр - это лишь уступка эфоров Павсанию из сочувствия кипрским дорийцам, желающим избавиться от персидского владычества. Но киприоты напрасно рассчитывают на то, что Спарта оставит на их острове свои гарнизоны. Этого не будет.
– Можно принять кипрские города в состав Коринфской лиги. Тогда объединённые эллинские силы смогут защитить кипрских дорийцев от посягательств варваров на их свободу, - промолвил Фемистокл.
– Эфоры не желают принимать в Коринфский союз никого из островных эллинов за исключением эвбеян, эгинцев, левкадян, закинфян и мелосцев, поскольку все они живут вблизи от берегов Эллады, - заметил Эвенет.
– Чтобы защитить дальние острова от персов, нужен сильный флот. На содержание его требуется очень много денег. Спартанская казна такой нагрузки не выдержит.
«Что ж, тем лучше для афинян!
– усмехнулся про себя Фемистокл.
– Не добившись помощи у Спарты, островитяне и азиатские эллины будут уповать на поддержку Афин. И эту поддержку они получат!»
Фемистоклу показалось, что Павсаний после их последней встречи в прошлом году стал ещё более развязен и самонадеян. Даже в его приветствии прозвучало подспудное желание поставить себя выше Фемистокла в глазах людей, присутствующих при этом.
– А вот и корабельщик Фемистокл!
– воскликнул Павсаний, сделав жест, будто гребёт вёслами.
– Давненько мы не виделись с тобой, начальник смолёных корыт! Что привело тебя в Спарту?
– Желание узреть здравствующего Павсания, - ответил Фемистокл, делая вид, что не замечает явной язвительности.
Ответ понравился спартанцу, которого в последнее время окружали льстецы, просители и завзятые пройдохи. Если до Платейской победы у Павсания даже в Лакедемоне друзей почти не было, то ныне в друзья к нему набивались эллины со всей Эллады! Все эти люди были мелкими пташками по сравнению с Фемистокл ом. Вот почему Павсаний уговорил афинянина погостить у него хотя бы день, дабы и вся Спарта, и чужеземные послы прониклись к нему, Павсанию, ещё большим уважением.
Спартанец отвёл гостю лучшую комнату в своём большом доме.
Этот дом был построен Клеомбротом, отцом Павсания, наперекор запрету эфоров: по закону, спартанским гражданам не разрешалось иметь большие дома. Клеомброт не желал отставать от Менара, отца Леотихида, который, злясь на эфоров, лишивших его царской диадемы, первым в Спарте выстроил огромный дом. Впоследствии Менар долгое время выплачивал большой штраф за свою дерзость. Не избежал крупного штрафа и Клеомброт.
Павсаний с нескрываемым самодовольством поведал Фемистоклу, что на женской половине его дома живёт Гермонасса со своими служанками. Причём он дал понять, что красавица-гетера не просто гостья, но прежде всего наложница. В самодовольстве Павсания, в его ухмылках, пронизанных нескрываемым сластолюбием, сквозила напыщенная гордость выскочки, который вдруг из безвестности вознёсся над всеми.
Фемистоклу было смешно и горько смотреть на спартанца.
Внешне Павсаний походил на мужественного басилея архаических времён: мускулистое сложение, гордая посадка головы, прямая осанка, манера глядеть собеседнику прямо в глаза. Но все шутки Павсания были откровенно грубые и непристойные. Было видно, что он необразован и не имеет ни малейшего представления даже об азах глубокой и разнообразной эллинской философии. Мировосприятие Павсания ограничивалось воинствующей доктриной о превосходстве эллинов над варварами и лакедемонян над прочими эллинами. Эту доктрину старательно вбивал в голову своих сограждан спартанский законодатель Ликург. На этой моральной основе и были созданы Ликурговы законы, действующие в Спарте.
Законодатель Хилон, признанный одним из семи эллинских мудрецов, спустя полвека после смерти Ликурга попытался несколько облагородить его слишком суровые законы. К ретрам [156] Ликурга были прибавлены несколько Хилоновых ретр, благодаря которым в Спарте было уничтожено всевластие царей и повышена роль эфората.
На пиршестве, данном Павсанием в честь Фемистокла, кто-то завёл речь: мол, спартанцам давно пора упразднить Хилоновы ретры и восстановить былое величие царской власти.
[156] Ретра– закон, постановление.