«Фэн-шуй без тормозов»
Шрифт:
– Простите, вы Эвелина Петровна? – улыбнулась я. – Жена Леонида Аркадьевича?
– Вдова, – грустно поправила меня она.
– Простите, пожалуйста, – смутилась я.
– Ничего страшного, – сказала Эвелина Петровна. – Я всего лишь уточнила свой статус. Никак к нему не привыкну. У вас проблема? Заходите, не стесняйтесь.
Я вошла в заставленную мебелью прихожую и испытала прилив ностальгии. Точь-в-точь такая вешалка была в квартире моих родителей. Более того, я очень хорошо помню, как моя мама принесла такую же красную табуретку, поставила ее у двери и сказала отцу:
– Неудобно зашнуровывать ботинки стоя. Смотри, Андрюша, какая мне оригинальная табуретка попалась – не серая, не коричневая, а цвета клубники.
Приобрести нечто нестандартное в советские годы было очень трудно, на мамин «улов» потом долго приходили любоваться ее подруги. И сейчас передо мной была знакомая табуретка: три ножки и слегка облупившееся круглое сиденье.
Эвелина Петровна тихонько кашлянула и сказала:
– Ангел мой, снимайте туфли, наденьте тапки и пойдем в кабинет.
Рабочей комнатой служило, очевидно, самое большое в квартире, почти двадцатиметровое помещение, забитое книжными полками.
– Садитесь, – предложила хозяйка, указывая на кресло, – и рассказывайте. Но хочу сразу вас предупредить: я более не практикую. Мы с Леонидом Аркадьевичем работали вместе, хотя это у психотерапевтов и не принято. После его кончины я осталась, образно говоря, без головы и сердца. Но если узнаю о вашей проблеме, то сумею подсказать нужного специалиста. Я знакома со многими известными психиатрами.
– Леонид Аркадьевич был психотерапевтом? – Я решила начать беседу издалека. – А в клинике мне сообщили, что доктор занимался психиатрией.
Эвелина Петровна взяла со столика портсигар.
– Увы, никак не могу бросить курить, – призналась она, доставая сигарету. – Почти отказалась от вредной привычки, но после кончины Леонида Аркадьевича дымлю паровозом. Вы улавливаете разницу между психиатром и психотерапевтом? Право, это удивительно. Мой муж еще сорок лет назад понял: многие состояния лечатся не таблетками и уколами, следует искать иной путь. Но медицина была деспотичной: если привозят человека, совершившего попытку суицида, то он точно, как говорят обыватели, псих. Считалось, что у советских людей нет и не может быть поводов для самоубийства. И лечение было только медикаментозное. А в результате получали совсем больного человека. Вот вам пример. Восемнадцатилетняя дурочка, которую бросил жених, в порыве отчаяния глотает мамино снотворное. Действует по глупости, ею движет детский мотив: вот умру, а он потом поплачет! О какой психиатрии тут может идти речь? Но ребенка привозили к нам, и начиналось… Мда, не будем вспоминать о темных временах. Леонид Аркадьевич был психотерапевтом и психоаналитиком, он помог сотням людей, на него молились. Все результаты лечения подтверждаются документами – у пациентов после проведенного курса изменялся состав крови! Оцените уровень мастерства человека, способного на подобное! Ох, мне следует остановиться. Извините, вы пришли поговорить о своей проблеме, а не выслушивать воспоминания экзальтированной вдовы.
– Наоборот, мне очень интересно, – подбодрила я старушку. – Вы так говорите о прошлом, словно помните всех пациентов.
– Очень многих, – кивнула Эвелина Петровна. – Более того, с некоторыми я до сих пор поддерживаю дружеские отношения.
Стоявший на небольшом столике телефон начал издавать резкие гудки.
– Извините… – Эвелина Петровна протянула руку к трубке. – Добрый день, Иван Сергеевич, да-да, сейчас. Леня! Леня!
Дверь в комнату беззвучно открылась, и на пороге появился мальчик-подросток – невысокого роста, щуплый, с мелкими чертами лица и глубоко посаженными глазами.
– Да, бабушка, – сказал он.
– Ты готов? – поинтересовалась старуха. – Машина перед подъездом.
– Да, бабушка, – бесстрастно повторил мальчик.
– Леня, ты не поздоровался с нашей гостьей!
Подросток повернулся ко мне:
– Добрый день.
– Здравствуй, – ответила я.
– Ты сам спустишься на первый этаж или тебя проводить? – поинтересовалась Эвелина Петровна.
– Я могу доехать один, – вежливо ответил подросток.
Я удивилась. Пареньку на вид лет тринадцать, ну, может, четырнадцать. В таком возрасте дети, как правило, невыносимы, они активно борются за свою самостоятельность и моментально устраивают скандал, если кто-то ущемляет их права. «Я уже большой, не лезь с дурацкими советами» – вот фраза, которую родители чаще всего слышат от подростков. Желание настоять на своем доходит до абсурда. Кирюшка, например, один раз заработал сильный отит. На улице ударил мороз, и я утром сказала мальчику:
– Непременно надень шапку и опусти уши, завяжи их под подбородком.
– Мне жарко, – заявил Кирик и, демонстративно оставив головной убор дома, ушел.
Самое интересное, что мальчик хорошо понимал: на дворе и впрямь колотун, надо непременно утеплиться. Но тут я некстати влезла с добрыми советами, и в Кирюше взыграло чувство протеста. Типа: назло кондуктору пойду пешком. Самое унизительное для подростка – намек на его незрелость в присутствии постороннего человека, вот уж это мало кто из тринадцатилетних стерпит. Но Леня совершенно спокойно заверил Эвелину Петровну, что способен сам воспользоваться лифтом.
– Отлично, – кивнула старуха. – Как думаешь, до шести управишься?
– Не знаю, в зависимости от состояния инструмента, – глухо ответил мальчик и боком, слегка косолапя, вышел в коридор.
– Леня, а пропрощаться? – напомнила внуку о хорошем воспитании Эвелина Петровна.
Мальчик обернулся:
– До свидания.
– Всего хорошего, – отозвалась я, ощущая некое беспокойство.
– У Лени уникальный дар, – сказала Эвелина Петровна, когда из прихожей послышался звук захлопнувшейся двери, – он обладает редким музыкальным слухом.
– Учится играть на скрипке? – предположила я.
– Нет, – грустно вздохнула Эвелина Петровна. – Хотя не скрою, мы с Леонидом Аркадьевичем считаем… считали, что Леня очень талантлив и ему путь в консерваторию, именно по классу скрипки. Но Ленечка не хочет заниматься тем, что его не интересует. Решил стать врачом, кардиологом.
– Благородная профессия, – согласилась я.
– Леня очень заботлив, – похвалила внука старуха. – У меня сейчас материальные сложности, и мальчик взялся подрабатывать настройщиком. Леня учился музыке, у него потрясающий слух. Представляете, он сказал Асеньке Воробьевой, что у нее будет двойня!
– При чем тут слух? – удивилась я. – Скорей уж тогда глаз-рентген.
Эвелина Петровна тихонько засмеялась.
– Асенька заглянула к нам на огонек. Она в соседней квартире живет, мама далеко, в Новосибирске, муж целыми днями на работе, свекровь невестку недолюбливает, а девочке было страшно – роды на носу. Ну я с ней и беседовала. В общем, сидим, пьем чай, Леня что-то на полках ищет, и тут Ася говорит: «Очень мне тяжело, наверное, ребенок большой. Я „узи“ не делала, боюсь, что оно вредно для младенца. Интересно, кто там? Мальчик? Девочка?» И тут Леня говорит: «У вас двойня. Я слышу два тона. Разные сердца». Ясное дело, мы с Асенькой ему не поверили. Гинеколог молчал про двойню, об одном ребенке речь шла. А Леня на своем стоит: «Я умею сердце слышать. Даже страшно порой делается, когда с больными сталкиваюсь. У вас близнецы будут!» И ведь по его вышло! Родила Асенька мальчика и девочку. Леня мне потом объяснил: «Бабушка, поэтому я и хочу кардиологом стать, думаю, смогу людям помогать. Музыка прекрасна, но она меня не трогает, а вот сердечный ритм – настоящая симфония, в нем тысячи оттенков, и можно вылечить человека, надо лишь чуть подправить „мелодию“». Но давайте о вашем деле!